Фармацевт

— Что, Валька, радуешься, сука!? Свела тетушку в могилу и радуешься. Квартиру у меня отобрала своему выродку убогому! — выкрикнула она в лицо маме.

Упав на колени рядом с покойной бабой Груней, Тамара демонстративно зарыдала, потирая глаза, в которых не появилось ни одной слезинки.

— Тётушка, моя любимая, на кого же ты меня оставила, свою племянницу единственную! Я тебя лелеяла, пестовала, с рук кормила, но Валька, змея подколодная влезла между нами, обманула, против меня восстановила, а потом со свету сжила! Но ничего, найдется и на неё управа, за все ответит вместе со своим сыночком ушибленным! — бубнила она, безуспешно пытаясь заплакать.

— Может, милицию вызвать? — шепотом спросил Маркелов.

— Не надо, — хором ответили мы с мамой. — Пусть себе кричит. Присутствующие и так все это слышали не один раз.

Отрыдав положенное время, Тамара встала и, как ни в чём не бывало, деловито спросила:

— Завещание то у вас имеется?

— Имеется, — ответил я.

Соседи с жадным любопытством слушали нашу перебранку. Но если Тамаре это было в радость, то мы с мамой никакого удовольствия от перемывания грязного белья на людях не испытывали.

— Тогда покажите, — потребовала родственница.

— Покажем, не волнуйтесь, — сообщил я. — Время придет и покажем.

Больше в дискуссии по поводу наследства мы не вступали. Тем более что особого наследства, как такового у бабы Груни и не имелось. Денег, как вы понимаете, тоже не имелось, ни единого гроша.

А в квартире я был прописан на вполне законных основаниях. Так, что тетке Тамаре ничего не отколется. А не надо было ссориться со старушкой. Старики в этом возрасте очень обидчивы и меняют свои решения, как флюгер на ветру. Знаю по себе. Хе-хе, шучу.

В общем, день Победы в этом году оказался для нашей семьи не самым удачным днем в году. Тамара так и не ушла до позднего вечера, начиная рыдать и обвинять нас во всех смертных грехах, едва в квартире появлялись свежие уши.

Тем с большим удовольствием я выставил её за дверь, когда паломничество в квартиру, наконец, прекратилось.

Завтра у нас опять намечался трудный день. Поход за свидетельством о смерти, похороны и поминки.

Когда мы остались вдвоем, мама озабоченно спросила:

— Витя, как у тебя с деньгами? Завтра столько трат предстоит.

— Есть немного, — ответил я, чувствуя слабые уколы совести. — Думаю, на поминки хватит.

Говорить маме о своих находках я не собирался. Даже не сомневаюсь, что она попыталась бы наложить на них свою руку и не дать потратить впустую неразумному отпрыску. Но мне, как и любому разумному индивидууму казалось, что именно я смогу потратить такие деньжищи с наилучшей пользой. Разве не так?

Так, что не дрогнувшей рукой я вытащил из кармана заранее приготовленные сто двадцать рублей и вручил их маме.

— Ох, Витька, — вздохнула та, — чтобы я без тебя делала. Спаситель ты мой.

Уколы совести резко повысили свою интенсивность, но моя дубленая кожа их с успехом выдержала.

На следующий день, вооружившись вариантом лайт своих сонных капель, я отправился вместе с мамой на похороны. Трудно сказать, возможно, придется сегодня кого-нибудь отпаивать успокаивающим. Хотя, как правило, на похоронах стариков этого не требуется.

Глава 18

Да, уж, капли можно было с собой не брать. Никому они не понадобились. Кроме нас мамой, Кости и нескольких старух соседок на кладбище никто не появился. Ну, исключая двух алкоголиков, с утра выкопавших могилу и сидевших на куче песка, со скучающими лицами, наблюдая за нами.

Эти же два пособника Харона после прощания с покойной ловко опустили в могилу на полотенцах гроб с телом бабы Груни. Мы сыпанули на него по горсти земли и, дождавшись, когда в сформированную могильную насыпь поставят красную, деревянную пирамидку, расплатились с работниками и отправились на поминки.

Хорошо иметь будущего отчима с машиной, пусть и государственной. По крайней мере, в столовую, где пройдут поминки, мы возвращались на колесах.

На поминках народа присутствовало все же больше чем на кладбище, что несколько обрадовало маму. Поминки проходили в рабочей столовой, где Костя вчера, не подумав, заказал стол на двадцать человек.

Поэтомукогда мы зашли в помещение, мама облегченно выдохнула:

— Слава богу! Почти все соседи пришли. Так, что съедят все. Зря только расстраивалась.

— Конечно зря! — согласился я, глядя в окно, где в сторону входа торопливым шагом двигалась Тамара Синицына с мужем и дядей Леней, которого уже слегка пошатывало. — А если не съедят, то Синицына заберет.

Как ни странно, тётка Тамара больше не выступала, то ли ей не хватало красноречия, то ли не хотелось терять время на разговоры, когда можно было на халяву выпить и закусить. Дядя Леня, как и ожидалось, кое-как пробормотав слова соболезнования, выпал из беседы уже минут через пятнадцать. Мы с Костей оттащили его в уголок зала, спрятав за большой фикус, где дядя Леня благополучно проспал до того, как присутствующие начали расходиться.

Так, что похороны и поминки в этот день прошли у нас тихо и спокойно, без эксцессов.