Фармацевт

«Вполне возможно,» — думал я, — «может и станет миллионером, если не потеряет голову. Хотя, не знаю, Очень уж он жадный, после продажи дома, мог хотя бы небольшой презент сестре преподнести. Но предпочел сразу уехать в Алма-Ату, даже не заехал к нам в гости, хотя Лида его неоднократно приглашала. Боялся, наверно, что потребуем свою долю. А жадные делиться не любят, поэтому долго не живут.»

Видимо в этот момент наши мысли совпали, потому, что жена вздохнула и сказала:

— Интересно, как семья Германа сейчас живет? Он ведь хотел в какую-то нефтяную компанию устраиваться. Я ему несколько раз писала. А он молчит, не отвечает. Может, обиделся на нас?

Я пожал плечами.

— Все возможно. Хотя ему на нас обижаться нечего. Будем надеяться, что у него все хорошо.

В этот момент я вспомнил о своей матери. Вернее о матери моего тела. Я ей был благодарен за годы прожитые вместе. Но, увы, настоящим сыном я так и не смог стать. Наверно, Валентина Викторовна подсознательно это чувствовала, поэтому легко согласилась, что я буду жить отдельно. А затем быстро вышла замуж за Костю Маркелова и родила еще одного ребенка. Как бы компенсируя гибель старшего сына и холодность младшего.

В свое время я долго думал, как дать знать ей, что я жив и у меня все хорошо.

Писать письма прямо на ее адрес было страшновато. Вряд ли ее почту перлюстрировали, но в нашей стране возможно все. И получит ли она мое послание — большой вопрос.

Поэтому я написал ей письмо и вложил в конверт с адресом Валеры Лебедева. В короткой записке я сообщил ему, что у меня все в порядке, но домой, пока приехать не могу. И просил передать письмо маме.

Естественно, отправил письмо, когда в первый раз уехал в командировку в Волгоград. Обратный адрес написал тоже волгоградский, только для того, чтобы письмо приняли на почте.

К сожалению, до сих пор не знаю, дошло ли письмо до адресата, или нет.

Надеюсь, что все у родных хорошо. Брату уже за двадцать, взрослый человек, мама должна быть уже на пенсии. А Костя, наверняка работает в своем гараже, и возит тех же боссов, срочно вышедших из партии и начавших приватизировать все подряд.

Закончился длительный период ничего не делания, и начались активные трудовые будни.

Первые месяцы можно назвать периодом выживания. После отъезда Краузе продажи в аптеке, если и не рухнули, но довольно сильно упали.

Вот попробуй, объясни покупателю, что большую часть товара мы закупаем у поставщиков, и только менее десяти процентов изготовляем по рецептам докторов, или продаем свои лекарства.

Покупатели почему-то считают, что старый Готлиб все изготавливал собственноручно.

Поэтому приходилось экономить на себе, потому, что налоги и зарплату надо было платить регулярно.

Однако понемногу все стабилизировалось. Мой антимигренол стал популярен в городе. Я даже не подозревал, сколько больных мигренью живет в Германии. Всегда считал, что это довольно редкое заболевание. Хотя сейчас покупали это лекарство при любой головной боли. И оно помогало.

Да и нас на улице стали узнавать. По крайней мере, в ближайшем окружении. Поэтому утром, когда мы с Лидой под руку степенно шагали в аптеку с нами то и дело здоровались соседи.

Я начинал задумываться о создании новых лекарственных препаратов, решал с чего лучше начать.

«Наверно, снова стоит начать с лекарства для потенции, только о Виагре пока вспоминать не буду,» — решил я, в конце концов в один прекрасный день и приступил к созданию препарата.

«Хорошо вспоминать забытое старое, руки сами делают то, что нужно,» — думалось мне, пока титровал нужный раствор.

Лида, занимаясь приготовлением сложной мази, выписанной пациенту врачом соседнего праксиса, периодически кидала взгляд в мою сторону.

— Саша, тебе надо было родиться фармацевтом, — сказала она в какой-то момент. — У тебя так ловко все получается.

— Ну, так было с кого брать пример, — улыбнулся я.

— Не скажи, — покачала та головой. — Я примером никак быть не могу. Видишь же сам, сколько иногда переделывать приходится. А у тебя с первого раза все получается, как по заказу.

Наш разговор прервала фармацевт, работающая в торговом зале.

— Херр Циммерман, к вам посетитель, — сообщила она. — Хочет с вами переговорить конфиденциально.

— Интересно, кто это может быть? — думал я, выходя из лаборатории.