Фарос

Было время, когда они оба с недоверием отнеслись бы к своим впечатлениям. Они сказали бы, что это лишь воображение, что человеческий разум всегда проводит аналогии, когда пытается что-то понять. Но теперь, когда Галактику заполняли невозможные вещи, от таких ассоциаций больше не отмахивались.

Дантиох взглянул на хронометр на экране маски:

— Три секунды.

Гора состояла из камня во всех отношениях обычного: мелкозернистого базальта, выдавленного из мантии на дне древних океанов. Исключением были места, где ксеносы-архитекторы Фароса придали ей тот самый гладкий, блестящий черный вид. В системе тоннелей свет вел вопреки законам природы. Почти все время обработанный камень быстро поглощал его, но на закатах и рассветах все происходило наоборот. Песнь горы была одним из самых удивительных зрелищ на планете. Дантиох видел самые разные ужасы и чудеса, и все равно световая песня Фароса поражала его.

Когда солнце Соты опускалось за далекие Чернокаменные горы, последние лучи дня падали на отверстия западного склона. И этот свет не поглощался, а отражался, усиливался, выпускался с удвоенной силой.

Золотое сияние пробегало по пещерам Фароса лениво, как вода, льющаяся из кувшина. Свет огибал углы, спускался по закрученным шахтам, заливал полы огромных залов и сиял из неведомых глубин крупнейших расщелин. Он пронизывал каждый сантиметр бесконечных тоннелей. Ярче всего он становился в гигантском машинном зале, где располагались квантово-импульсные двигатели. Получив дополнительную энергию, он ускорялся, наполняя гору от подножия до вершины, за исключением пары мест — в Фаросе было несколько огромных пустот, куда свет не проникал и откуда казалось, что его вовсе нет.

Дантиоху никак не удавалось рассчитать, как такое было возможно. И медлительность света не была иллюзией, свет действительно замедлялся до семидесяти процентов от своей нормальной скорости и менее. Дантиох даже не мог определить по характеристикам феномена, в чем его цель или причина. Как и магос Карантин.

Но если Карантина это только раздражало — судя по его злому бинарному стрекотанию, — то Дантиох видел в феномене красоту.

Свет с различимым вздохом ворвался в двудольный зал.

Из главной локации «Альфа» феномен выглядел поразительно; возможность смотреть, как два мира заливает медовым светом, была настоящей привилегией. Из глубин горы световая песня ощущалась иначе и вызывала чувство единения с машиной, что сильно тревожило Дантиоха. Во время последних исследований он выяснил, что, когда свет падал на него в тоннеле, успокаивающий эффект Фароса усиливался до предела и он на мгновение забывал о боли.

Уверенность, что он поступает правильно, бальзамом проливалась на искалеченные душу и тело кузнеца войны. Он представлял, как стоит в главной локации «Альфа», узнав все тайны Фароса и открывая для Мстящего сына путь к победе. Как Хорус повержен, как действия Дантиоха возвращают честное имя его легиону… Фантазии. Сны горы. Они посещали всех, кто хоть немного пробыл у вершины. Лишь некоторые оказывались правдой, и Дантиох не питал иллюзий насчет своих мечтаний.

Он заслонил глаза рукой, чтобы оценить, как поведут себя трещины в камне. Когда из тоннеля в зал выкатилась золотая волна, в тонких щелях зажегся другой свет, зеленоватый, исходящий от минералов.

Феномен закончился. Свет погас. Зеленоватое свечение задержалось на несколько мгновений, но вскоре тоже потухло. Дантиох опустил руку.

— Девятьсот девяносто второй, свет! — приказал он.

Резкий свет лампы вспыхнул вновь.

— Видишь? — взволнованно спросил он, пробегая по трещинам закованными в металл пальцами.

Полукс всмотрелся в стену:

— Трещины! Они закрылись.

Сеть линий в камне заметно уменьшилась. Если раньше она представляла собой ромбовидную паутину, то теперь многие трещины оказались изолированы. И все были уже. Отделившиеся фрагменты больше не грозили выпасть, опять став частью стены.

— Это я и хотел проверить. Моя гипотеза оказалась верна. Материал исцеляется сам, — сказал Дантиох.

— И мы этого раньше не замечали?

— Я лишь недавно стал этому свидетелем. Как ни странно, это не наблюдается в местах, где мы сами нарушили целостность вещества. Анкерные болты не вылетели, прорезанные нами отверстия не закрылись. — Дантиох коснулся повреждений. — Но еще один рассвет, и стена будет как новая. Возможно, потому что урон ненамеренный? И это очередной аспект эмпатической природы Фароса? Чем больше времени я здесь провожу, тем больше удивляюсь.

Полукс помолчал. Он настороженно относился к тайнам Фароса и имел не тот характер, чтобы скрывать свои тревоги.

— Этого следовало ожидать. Артефакт древний.

— Следовало. Континенты смещаются, моря поднимаются. Камень трескается, — сказал Дантиох. — Поверхность горы демонстрирует все признаки естественной эрозии, но внутри ничего нет.

На поверхности было несколько участков, где камень полностью разрушился, и из скалы выступили входы в шахты, а в некоторых местах солнцу открылись их идеально изогнутые внешние стенки. Но на самом черном камне не было и царапины.