– У детей острая потребность в позитивном настоящем и позитивном прошлом! – признавался глава центра образования «Царицыно» Ефим Рачевский. – При этом они нуждаются в правде!
Он поставил перед присутствующими, таким образом, просто-таки неразрешимую задачу.
Учитель истории и обществознания из Якутии Владислав Голованов сокрушался:
– Для меня история – это живой и цветущий заповедник! Но из него ушли в какой-то момент егеря, которые его охраняли.
Без охраны Владислав Голованов чувствовал себя как-то неуютно.
Рената Литвинова оступилась, выходя из автобуса, и теперь, прикрыв глаза рукой и не собираясь проявлять больше никогда уже никакой инициативы, возлежала на плече одного из членов жюри, который легкомысленно бросился ей помочь.
– Мы вернемся к золотым временам, – сказал Эмир Кустурица. – К тем, когда я вырос, глядя на Россию. У славянской культуры большой потенциал в мире. Если говорить о завтрашнем дне, надо подумать, кто унаследует Чехова, Лермонтова, Никиту Михалкова…
На лице Никиты Михалкова не дрогнул ни один мускул. Правда, заерзала на своем месте Рената Литвинова.
– Таких имен больше нет на карте мира, и это надо возродить! – сказал он. Теперь уже заерзал, кажется, Никита Михалков.
Неожиданно заговорила Рената Литвинова. Видимо, она уже больше совсем не могла молчать.
– Да, это такое событие, такое… – Этой фразе соответствовал длинный плавный взмах руки. – Мы готовились… Ну, мы красились с девушками, и не только…
– Что, и с мальчиками? – удивился господин Путин, посмотрев почему-то не на Эмира Кустурицу, а на Никиту Михалкова.
В Бутово, где похоронены больше 20 тысяч расстрелянных в 1937–1938 годах, в День памяти жертв политических репрессий ожидали приезда президента Путина.
Мы разговаривали с диаконом Дмитрием, который служит в новой церкви в Бутово, когда в нескольких метрах от нас громко засмеялись чему-то фотографы. Девушка рядом со мной дернулась от этого смеха, как от винтовочного выстрела.
– Видите, – без осуждения сказал диакон, – люди здесь уже находят в себе силы смеяться. Это хорошо.
Очередь прощающихся с Мстиславом Ростроповичем проходила мимо гроба и ряда кресел с близкими музыканта, и время от времени кто-то из прощавшихся выходил из нее, чтобы сказать несколько слов Галине Вишневской. Но это почти никому не удавалось: ее надежно заслонял собой охранник, стоявший здесь с таким видом, будто он охраняет вход в проблемный банк, руководство которого только что узнало о приезде судебных приставов и распорядилось во что бы то ни стало не пускать их.
Я спросил Антона и Сашу, подъехавших к Конституционному суду Украины из Судака, зачем они тут торчат, если все равно конституционные судьи появятся здесь только через неделю.
– А нам спешить некуда, – объяснил мне Антон.
Я думал, он имеет в виду, что оплата-то все равно почасовая, но я ошибся.
– Потому что мы против коррупции, – объяснил он. Ну да, коррупция-то вечна.
Особую активность в деле установления максимальной близости с Владимиром Путиным проявил помощник архиепископа Костромского и Галичского Александра, странный человек без определенного возраста. Ему можно было дать и 30 лет, и 60. Он настойчиво продвигался к президенту, а людей, которых встречал на своем пути, безжалостно целовал в плечо или шею. Человек машинально отшатывался, и путь оказывался расчищенным.
Я наблюдал за высокопоставленным сотрудником китайского протокола, перед которым, очевидно, была поставлена задача не допустить несанкционированной съемки китайского руководителя. Этот человек использовал проверенную технологию. Он подбегал к китайцу, участнику выставки, который уже заносил над головой мыльницу, и дергал его за полу пиджака. Когда испуганный китаец оглядывался по сторонам, он хватал его фотоаппарат.
Апофеоз наступил ближе к выходу. Один китаец продолжал неистово снимать любимого руководителя, сколько этот человек его ни дергал. Тогда он просто дал бедняге кулаком по голове и успел подхватить его мыльницу прежде, чем тот начал терять сознание. Интересно, что ни одна жертва не претендовала на то, чтобы ей вернули ее мыльницу. Очевидно, несчастные понимали, что и так дешево отделались.
– Так, а ну не списывай! – не поднимая головы от полицейского романа «Дело о немом партнере», вдруг вскрикивала учительница истории – и неизменно попадала в цель: обязательно кто-то со скучающим видом пожимал плечами и склонялся над своей тетрадкой.
Вдруг учительница, также не отрывая глаз от романа, нанесла прицельный удар:
– Лена, не диктуй Бурдонову! Бурдонов отшатнулся от Лены.
Я вышел из школы и увидел двух пьяных семинаристов. Поверх ряс они надели одинаковые спортивные куртки, а за плечи закинули одинаковые спортивные сумки. Только пьяны они были по-разному. Пьяный семинарист тащил на себе очень пьяного.
Я пьяных семинаристов нигде раньше не видел. За семинаристами на некотором расстоянии шли люди и следили за каждым их шагом. Я пристроился к этой трагической процессии.
То и дело ахала старушка: