Фарс о Магдалине

Но, вострубил Ангел; и сделались град и огонь, смешанные с кровью…⁷³ вот-вот, это – смешанные с кровью! Доброе утреццо, Вы проснулись? Как настроеньиццо? – вовсю защебетал телефон, голосом и голосами всех, которых уже и бессмысленно перечислять. Что-то звучало наподобие: «Пётр Анисимович! Пётр Анисимыч! Петя! Друг! Аниска! Петух!» Дверь распахнулась, товарищи, коллеги и подчинённые ринулись…

Пётр Анисимович, понимая, что его втягивает эта первая, эта самая первая, первей и реальней которой не бывает реальность, пытался противостоять… и не хотелось просыпаться, нет, он не хотел, чтоб снова, как и вчера: чтоб Пётр Анисимович Крип умылся, попил чай…солнце чтоб, тоже не предвещало ничего хорошего, будто мир на самом деле перевернулся, и светило светило на какую-то другую сторону… не хотел подниматься по лестнице, входить в свой кабинет, главного редактора издательства «Z», что фасадом выходит… да кому какое дело, куда фасадом выходит издательство «Z»!

Чтоб на столе лежала рукопись. Чтоб кто-то расследовал, обнаруживал, обвиняял…

И поэтому, Пётр Анисимович насильно закрыл глаза и увидел ещё один, короткий сон.

ВТОРОЙ СОН ПЕТРА АНИСИМОВИЧА

Настроение: Отвратительное.

Музыка: Музыки нет.

Петру Анисимовичу снится, что он – Бог. Он Бог! Какой Бог? Ему дали выбрать из множества, в кого он мог воплотиться, и Пётр Анисимович не выбрал нашего библейского, с пушистой подстриженной бородой и добрыми глазами, даже не бога выбрал, а богиню под названием Тлальтекутли, полную во всех своих суставах головами и зубастыми ртами, которыми она кусалась, как дикий зверь. И как только Пётр Анисимович Тлальтекутли обрёл все эти рты и зубы, бросился он на всех, которых уже бессмысленно перечислять, и стал их кусать, да так, что все облились кровью… и еще Пётр Анисимович отрубал им головы, четвертовал, сжигал на кострах, всех этих Бимовых и Бомовых, и Еврея в пейсах, и даже варил их в кипящей смоле, как это делают с настоящими шпиками и филёрами.

и ромашка моя

и Воробушек!

Можно ли более исказить: …кесарево кесарю, переведя: …запрещает давать подать кесарю? Но можно ли, и вернее отгадать эту филологическую загадку? потому что если Божие Богу, то Богу всё, потому что и кесарь под Богом!

Но, Пётру Анисимовичу теперь, неинтересны всякие эзотерические измышления и догадки поражённого поисками архаических и символических знаний ума.

Ему снится, что он Бог. Смешно. От этой всесильности и божией вседозволенности возбуждённый и держащийся за себя Пётр Анисимович хочет проснуться.

– Извините, – еврей в пейсах останавливает Крипа Петра Анисимовича и отрывает от рукописи, – извините, уважаемый, – говорит Еврей в пейсах, – но мне кажется, что Вы перескочили на другую страницу, или как-нибудь начали читать не с того места, или как-то, может, и с того, но не так. Я уверен и точно знаю, уж поверьте мне, одному из соавторов и консультанту, мешанина началась с того места, где «проваливается в тишину» и «Тишина бывает разная».

Мы исследовали много вариантов, и «Откровение Иоанна» пробовали, но там «безмолвие сделалось», а безмолвие – это немота, но «немота – это не тишина, ибо последняя есть свойство неодушевлённых предметов»⁷⁴, и Дебюсси, и Малер, и Левитан…

– А нельзя ли, уважаемый свидетель, поближе к делу, – перебивает Председатель суда. – Эк мы все до лирики охочи!

– …да, вы правы, Ваша честь, их было много, постигших тишину… остановились на мадам Дюрлье… «Тишина бывает разная»… у неё и списали… все помнят, потому что все участвовали… Элеонора Дюрлье… и другие письма, и дневники… тоже от неё. Всё же, то есть всё, что было до этого – все эти из пальца уважаемого доцента, литератора и лауреата Дешьяна высосанные, Петра Анисимовича сны, которые, кстати, ещё нужно будет толковать, это – совсем другой жанр.

– А по мне…

– И по мне…

– И по нам…

– И по нам…так очень достоверно покойница, – тут Бим и Бом, бок о бок, расходились в одобрительных жестах Петру Анисимовичу, – покойница очень достоверно описала свои похороны.

– И всё же – богохульная сцена! – дожидается, наконец, своей очереди и попик в хламидке. Ему не нравится, что слова «прелесть», «лакомый кусочек» и «бедро», разрушают мистическую атмосферу, специально созданную для прощания души с телом. Бренность тела, а не его прелесть и бедро, надо было вочеловечивать в этом эпизоде, считает служитель истинного бога.

– Ну, знаете, на чужой роток не накинешь платок. Вы же сами, Пётр Анисимович, всё видели, – снова ловит глазом глаз лейтенант, а поймав, подмигивает, как кажется Петру Анисимовичу, – Вы же сами видели, как всё было. Как было, так и записали. Может для всех этих проституток и сутенёров, которые пришли хоронить свою подружку, надо было речи заранее сочинить?

– Справедливо! – поддерживает, как всегда, коллега коллегу.