— По-моему, баба визжала, да? — спросил Шпиндель шепотом.
— Мужик вроде тоже орал. Может, кто-то из них в болото провалился… Хоть бы, блин, все там утопли, суки!
— Думаешь, это те, крутые? — испуганно пробормотал Шпиндель.
— А кто еще в эту трясину полезет? Наверно, они с собой ту бабу привезли, которую мы ограбили… — догадался Епиха. — Ты стрелять-то умеешь?
— Не-а, — стыдливо сознался Шпиндель. — Я только из духовушки в тире стрелял.
— Ща покажу… — Епиха не стал признаваться, что он тоже ни разу не стрелял из пистолета. Но он по крайней мере мог объяснить Шпинделю, как обойму вставлять, как с предохранителя снимать и так далее. Шпиндель уже успел проделать все нужные операции самостоятельно и готовился еще разок попробовать, когда Епиха насторожил уши.
— Тихо! По-моему, кто-то прет через камыши… Небось они.
Шпиндель ухватился за свой пистолет и залег у ствола дерева. Епиха тоже. Затаили дыхание, ждали, слушали… Плюхающие шаги и потрескивание камыша слышались все громче.
Теперь ребята со своего бугорка хорошо видели, как шевелятся камыши. Похоже, шел только один человек. И двигался он не по тропе, которую они протоптали, а гораздо правее. Кто именно — разглядеть пока не могли, камыш скрывал идущего с головой.
Прошло около минуты, и тот, кто ломился через камыш, вылез на открытую часть протоки.
— Это та самая баба! — зашептал Шпиндель. — В кожаном жакете…
— Вижу, — отозвался Епиха. — Неужели одна приперлась?
Он внимательно поглядел на камыш. Нет, нигде он больше не шевелился. Если б кто-то еще шел, было бы слышно и видно. По воде можно бесшумно плыть, но нельзя бесшумно ходить и ползать. А через камыши можно было либо идти, либо ползти.
Тем временем баба, оказавшись у края протоки по пояс в воде, сделала еще пару шагов, погрузилась по грудь, испуганно ойкнула и поплыла через протоку к островку.
— Сюда лезет! — возбужденно пробормотал Шпиндель. — Что делать будем? Стрелять?
— Посмотрим, — неопределенно ответил Епиха. — Оружия у нее нет вроде бы…
Он еще раз обшарил взглядом камыши. Фиг его знает, может, эту бабу послали, чтоб она их отвлекла, а сами втихаря подбираются? Но ничего подозрительного не увидел…
Нинка с трудом проплыла в одежде пять метров, но все-таки перебралась через протоку и, дрожа от холода, вылезла на берег островка. Продралась через камыши, окаймлявшие островок, и оказалась всего в нескольких шагах от деревьев, за которыми прятались Епиха и Шпиндель. Она их не заметила, устало села на траву, а затем повалилась на живот и заплакала навзрыд.
Этого ни Епиха, ни Шпиндель не ожидали.
— Чего она ревет? — заморгал глазами Шпиндель.
— Может, придуривается… — недоверчивый Епиха еще раз огляделся. Нет, больше никто не подползал и не подплывал к островку.
Нинка ревела от того, что накопилось в душе за этот сумасшедший день. День, в который ее успели ограбить, избить, несколько раз изнасиловать, а теперь еще и застрелить хотели. И еще — от понимания того, что теперь вся ее более-менее налаженная, привычная жизнь пошла под откос. Больше того — она была убеждена, что ей конец. Никто ее не защитит, никому она не нужна.
Она слышала, что Клим провалился в болото, но как он утонул, не видела. Догадывалась, что раз орал: «Помоги!», то мог и утонуть, но это, по ее мнению, ничего не меняло. Стоит ей вернуться в город — и через день-другой ее навестят парни Шуры Казана. Или на рынке, где она «лохотронит», или прямо дома. Увезут, затащат в какое-нибудь глухое место и начнут пытать, куда делись Жора, Сухарь и Клим. А что она скажет, как и что объяснит? Ей там такое устроят, что сегодняшние мучения на складе покажутся нежными ласками. Не ходить домой, спрятаться у хахаля, который ее сегодня с машиной подвел? У него через два дня жена с югов вернется, да и трус он… Если узнает, отчего она прячется, ни за что не примет. К тому же его братки знают, обязательно навестят. Всех подруг — тоже. Вообще не возвращаться в город? А куда денешься? У нее в карманах ни копейки, уехать не на что. Паспорта тоже нет, он дома остался. Да и куда ехать? Родни у нее нет в других городах, все здешние. Знакомые, правда, есть, но лучше, чтоб их не было. Нет, не уехать ей никуда! Остается одно — самой помереть, пока не убили…
Так она ревела минут пять, наверно. Пока все слезы не выревела.
Все это время Епиха со Шпинделем за ней наблюдали, но окликнуть не решались и между собой не шептались. Оба, не сговариваясь, опасались подставы. Фиг ее знает, вылезешь, а она выхватит пистолет из-под юбки и постреляет обоих… Баба-то бандитская! Сами они, правда, тоже пока стрелять не собирались. Тем более, что еще не были до конца уверены, получится ли это у них. Да и вообще страшно это, стрелять в живую, когда совсем недавно видели, как убитые выглядят.