Фартовые деньги

— Ничего не брали, честное слово! — побожился Шпиндель.

— Там все в пачках нераспечатанных, — подтвердил Епиха.

— Проверю! — пообещала Нинка. — Не дай Бог соврали!

— Не врали мы, честно…

— Ладно. Следствие закончено, суд удаляется на совещание, — объявила Нинка и пошла к рюкзачку. Вытащила скороварку, развинтила, принялась выкладывать и пересчитывать пачки.

Пока она этим занималась, пацаны лежали и охали.

— Убьет она нас, точно убьет… — всхлипывал Шпиндель.

— Блин, неужели никого рядом нет? Так орали и никто не пришел! — скрипел зубами Епиха. — Где эти рыбаки сидят? Уши им позаложило, что ли?

— А ты бы пошел, если б кто-то орал? — вздохнул Шпиндель обреченно. — Сам бы забоялся…

Епиха промолчал, внутренне согласившись с приятелем. Но неужто эта стерва им действительно яйца поотрезает? Мороз по коже… Он представил себе, как они будут орать, когда эта отвязанная начнет их кромсать ножом, как они потом будут загибаться, истекая кровью… Бр-р!

Нинка закончила считать деньги, уложила их обратно в кастрюлю, завинтила, затолкала обратно в рюкзак, потом пересмотрела вещи, которые Шпиндель забрал у Жоры. То есть обоймы с патронами, бумажник, в котором лежало 500 баксов, три тысячи рублей и записная книжка, нож-выкидуху с острым тонким лезвием и сотовый телефон. После этого она вернулась к пацанам.

— Оглашается приговор. Короче, вас за паскудство надо бы кастрировать без наркоза и оставить тут подыхать. Но поскольку вы дураки молодые и сопливые, а я женщина жалостливая, то все будет проще. Как я из-за вас пострадала, так и вам достанется. Даже немного меньше. Оттрахаете один другого в жопы, а потом я вас высеку и оставлю тут, привязанных. Захотите уйти — корень зубами перегрызете и уйдете.

Пленники выслушали приговор со смешанным чувством ужаса и облегчения. Конечно, это лучше, чем без яиц остаться, но…

— Все понятно? — спросила Нинка.

— Не очень… — пробормотал Епиха. — Мы ж не гомики, чтоб трахаться…

— Милок, — прищурилась Нинка, — была б у меня своя елда, я б тебе ее сама впиндюрила от души. Но не дал Бог, понимаешь? Конечно, ежели ты предпочитаешь, чтоб я тебе туда деревянный колышек засадила, сантиметров на двадцать, то это можно устроить…

Епиху аж передернуло: ну, зверюга! Он поглядел на корень, к которому были прикручены его руки, и с ужасом представил себе, как Нинка вдавит ему что-нибудь подобное…

— Да у нас не встанет просто-напросто… — пролепетал он.

— Не бойся, сынок! — процедила Нинка. — Это я обеспечу…

Она опять повернула пацанов спинами друг к другу, снова уселась на них верхом и протянула ладони к перепуганно съежившимся мужским достоинствам того и другого.

Нинка ухватилась за беспомощные, теплые и мягкие трубочки и начала их плавно подергивать. А приятно, блин!

— Не выйдет ничего… — сказал Епиха.

— Заткнись! — прошипела Нинка. — Выдерну вообще!

Шпиндель промолчал, ему, конечно, страшно было, но… и приятно тоже. Оказывается, когда баба это делает, даже такая старая и страшная, как Нинка, намного слаще, чем самому…

— Молодец, молодец! — Нинка почуяла, что у того, что поменьше, хреновина стала оживать. Оп! И уже стоит торчком…

— Какой орел! — похвалила она, ощупывая затвердевшую палочку. — Ну, раз первым собрался, будешь первым…

— Шпиндель! Коз-зел! — зашипел Епиха, поняв, что ему придется первому побывать в роли бабы. — Только попробуй, блин! Я тебя удавлю потом!

— Не бойся его, — сказала Нинка, ободряя Шпинделя. — Трахай спокойно, дело житейское.

— Я не умею… — пролепетал Шпиндель испуганно.

— Не умеешь — научим, не хочешь — заставим, — процитировала Нинка армейскую мудрость. Она, конечно, в армии не служила, но солдат у нее по жизни было великое множество.

Епиха завертелся, заелозил животом по траве, силясь перевернуться на спину, но руки-то были связаны, а увесистая Нинка придавила ему спутанные штанами ноги.

— Ты не бойся, — она легонько пошлепала Епиху по заднице. — Не ты первый, не ты последний…

Шпиндель, между тем, хотя и знал, что, когда Нинка уйдет, ему туго придется, неожиданно для себя расхрабрился и трахал Епиху не за страх, а за совесть. Хоть знал, что и ему, Шпинделю, предстоит испытать то же удовольствие, что Епихе.

Епиха тоже об этом вспомнил. Хрен с ним, пусть дерет, пока его верх. А там Епихина очередь настанет! Ну, Шпиндель, погоди! Как поросенок, блин, завизжишь!

— У! У! У! — учащенно выдыхал Шпиндель, ерзая на стонущем Епихе. Нинка уж давно не чуяла холода от своей мокрой одежды, ее грела ненависть и страсть.

— У-у-у! — Шпиндель кончил, и Епиха тут же заворочался:

— Слазь, сволочь! Разлегся! Теперь моя очередь!

В отличие от Епихи, Шпиндель все принял покорно, прямо-таки как должное. И наоборот, Епиха в отличие от Шпинделя никакой робости не испытывал. Ему объяснять и показывать не потребовалось. Сразу вошел в курс дела.

— Ладно, — сказала Нинка, подымаясь, — сами разберетесь!