Фартовые ребята

А что такое 105-2а? — спросила Юлька испуганно.

— Убийство двух и более лиц. От восьми до двадцати лет, пожизненное или «вышка».

— А 105-2д? — это у Райки интерес к УК-97 прорезался.

— Это убийство, совершенное с особой жестокостью. Ты Васе Хряпу вроде бы для начала яйца отстрелила, так? А потом еще и сожгла. Вполне хватит — и приговор, как говорится, в тех же рамках. Адвокат, конечно, может отбрехать на 107-1, если правильно показания будешь давать.

— Хорошо живем! — сарказма Раиса не скрывала.

— Да плевать я на все хотела! — сказала Юлька с жаром. — Все одно когда-то помирать. Раз «вышка», так «вышка».

— Женщинам ее даже не назначают, — успокоил Механик. — А тебе по молодости могут десятку или пятнашку выдать.

— Да лучше сразу сдохнуть, чем десять лет за проволокой, — проворчала Райка.

— Привыкают люди. Кое-кто и полный четвертак отсиживал.

— Слушай, Ерема, завязывай про это, — буркнула Юлька.

— Сама спросила, я уже засыпал… — произнес Механик. — Давайте дремать, девушки!

И действительно, через пару минут заснул.

«ХИЛТОН ЦТМО»

Светка и Люська сидели в очень прилично выглядящем номере того, что профессор Баринов называл «гостиницей» ЦТМО и пили чай. Тоже очень недурной, похоже, настоящий цейлонский. Тем не менее, настроение у обеих было не очень. Оно испортилось после того, как они посетили кабинет гинеколога и подверглись осмотру у некой кудрявой шатенки с ослепительной фарфорово-голливудской улыбкой, прямо-таки не сползавшей с ее очень миловидного личика.

Шатенка была чуть постарше, чем ее пациентки, но, несмотря на это, представилась как Лариса Григорьевна — с отчеством. Впрочем, Светку и Люську она тоже называла по отчествам. То есть дала понять, что она лицо официальное и не будет торопиться с установлением панибратских отношений. Все это, конечно, не испортило бы настроения провинциальных красавиц, потому что они тоже в подруги к врачихе не набивались. Однако после осмотра Лариса Григорьевна сообщила каждой в отдельности, что у них имеются небольшие отклонения от нормального течения беременности, в частности слишком большая подвижность плода и «еще кое-что». Что именно — ни та, ни другая не поняли, уловили только, что им угрожают преждевременные роды. Кроме того, им стало ясно, что в понедельник их еще раз осмотрят и, если диагноз Ларисы Григорьевны подтвердится, подвергнут стационарному лечению.

Само собой, оптимизма у Светки и Люськи поубыло. Особенно пугало то самое «кое-что», о чем врачиха им явно не собиралась доходчиво рассказывать. Когда врачи темнят, больной подозревает все что угодно. Кроме того, подруги по несчастью ощущали, что охрана ЦТМОшного отеля не только смотрит за тем, чтоб на будущих мам не напали супостаты, но и контролирует их собственное передвижение по гостинице. И пожалуй, вторая функция некоторым образом превалировала над первой. А это наводило на мысль, что господин Баринов просто-напросто посадил их под домашний арест. Хотя бы до уточнения исхода всех губернских перипетий.

Наконец позвонил Кныш и доложил насчет того, что Леха Пензенский скоропостижно скончался, причем, как на грех, у милиции есть мнение предполагать, будто в этом деле замешан Витя Басмач.

Это совсем добило госпожу Булочку, и она бросила трубку, а затем, пользуясь отсутствием мужиков, откровенно ударилась в рев. Навзрыд, хотя и в подушку. При мужиках она себе такой расслабухи почти никогда не допускала. Пожалуй, Никита Ветров был одним из немногих граждан мужского пола, который видел ее слезы.

— Светуля, — осторожно произнесла Люська вполголоса, когда почуяла, что и сама вот-вот заревет, исключительно из бабской солидарности. — Не расстраивайся ты так, не стоит этот Леха того…

— Понимала бы чего, корова! — с подушки донеслись очередные всхлипы, сопровождавшиеся шмыганьем. — Думаешь, мне этого козла жалко? Мне дело жалко! Эти долбогребы там все испохабят, перешмаляют друг друга, а под шумок какой-нибудь Шкворень всей области на шею сядет, хуже Хрестного!

— Да не волнуйся ты, Светик! Нельзя при ребеночке так волноваться… Накапать валерьяночки, а?

— Ага… — отозвалась подушка. Пока Люська капала, Светка встала, еще несколько раз пошмыгала носом и пошла в ванную, умывать свою зареванную мордашку. Потом, разбавив водичкой, выхлебала валерьянку и покрепче запахнула халат.

— Нажралась бы сейчас, как свинья, — проворчала она уже достаточно твердым голосом. — Ребенка только жалко.

— Наплюй ты на все, — посоветовала Люська. — Донашивай и рожай, оставь ты всю эту мужицкую возню… Что, у тебя денег нет? Есть, до фига и больше. До старости хватит, чтоб нормально жить. И на малыша хватит, и на няньку, и на школу заграничную. Даже на университет! У тебя дача под Москвой, машин несколько штук. Чего еще надо?

— Добрая ты баба, Люсик, но дура, — снисходительно и грустно улыбнулась Светка. — Ты думаешь, мне сами деньги важны? Фиг ты угадала! Мне власть нужна, мне нужно, чтоб мужики передо мной гнулись и тянулись, а не я перед ними на задних лапках бегала, понятно?!