Фартовые ребята

«Кирпич-половинка» просматривался как сепаратный договор Басмача и Казана с Тромбоном о переходе Шкворневской системы под их совместную юрисдикцию или разделении ее между Басмачом и Казаном, так сказать, на паритетных началах. Это было еще приемлемо и в рамках того, что разрешала допустить Булка. Но Кныш понимал — ухватившись за этот пальчик, могут и всю руку оттяпать. Может быть, конечно, не сразу, а где-то в перспективе, разумеется не очень далекой.

Но был и вариант с «полуторным кирпичом». Ежели допустить, что составился не просто временный альянс для передела Шкворневского наследства, а, скажем, капитальный союз для того, чтоб спихнуть Булку с руководства. Это было уже не перспективой, а, так сказать, суровой реалией сегодняшнего дня. И тогда все разговоры о том, что, мол, Светуля как львица защищает в Москве интересы здешней братвы, могут оказаться в пользу бедных. Тем более что вовсе не доказано, что Шкворень со своими московскими связями совсем ушел за горизонт. Домашняя заготовочка могла не сработать. И тогда Витя, Шура и вся прочая публика дружно насядут на Кныша. Если ему даже удастся отложить серьезный разговор, допустим, до возвращения Светки из Москвы, братки начнут явочным порядком оттирать Булочку от доходных мест. И могут покуситься на то, что ему приказано защищать до последнего — объект на Партизанской улице, оставшийся в наследство от Крюка. То есть поставят Кныша перед очень непростой дилеммой: или драться, имея против себя явно превосходящие силы, или тихо подчиниться давлению, может быть, выторговав для себя какие-нибудь благоприятные условия. При этом, естественно, пришлось бы пойти на разрыв с Булочкой, а это могло быть во всех отношениях стремно. Новые друзья, после того как приобретут все, что нужно, о нем и не вспомнят, а Светуля, даже если ей оставят на прокорм один хлебозавод с пиццериями, предательства не простит никогда. То, что она лично пристрелила Серого и зарезала Саню, в народе было известно. К тому же, сманить от Булочки ее «старых гвардейцев» Кнышу не удалось бы.

Нет, и думать не следовало о какой-либо попытке изменить хозяйке. Такова уж судьба. В конце концов, сами кликухи роднят: и булки, и кныши — суть выпечка.

«Саммит» должен был начаться в семь часов вечера. Начальник охраны «Чик-чирика» только что доложил Кнышу, что все приглашенные уже прибыли и сейчас не спеша поднимутся наверх, а пока еще есть время, разминаются в баре.

Тем не менее Кныш понял, что пора завязывать со всеми сомнениями, собираться в кулак. Морально готовиться, одним словом.

Он дожидался братков в кабинете директора «Чик-чирика», где стоял солидный стол для деловых совещаний. В смежном с кабинетом зальчике был накрыт банкетный стол, на случай, если все завершится дружбой и согласием.

Действительно, народ стал подтягиваться еще без четверти семь. Первым прибежал Фыра, ужас какой гордый тем, что его вообще позвали в такое избранное общество. Он по такому случаю нарядился поприличнее, побрился в меру возможности, а также выпил всего грамм двести. Фыра достаточно адекватно оценивал свою значимость и скромно уселся поближе к выходу.

Потом явились Кузя и Веня. Первый опередил второго секунд на пять. Хотя оба представляли тут вроде бы одну контору, уселись они по разные стороны стола. Сразу после них пришел унылый Черепан, который уселся рядом с Фырой. Любой другой, возможно, посчитал бы сие ниже своего достоинства. Кузя, например, уселся от Фыры аж на два стула ближе к председательскому столу, где восседал Кныш.

Через минуту после Черепана прибыл мрачный Тромбон, который, должно быть, чуял, что у него сегодня есть шанс отсюда не вернуться. Но тем не менее явился, понимая, что, если не явится, то подпишет себе приговор. Он примостился рядом с Веней, но ближе к двери.

Рома и Зубр пришли вдвоем и не демонстрировали враждебности друг к другу. Уселись рядом с Веней, но ближе, так сказать, к «президиуму».

Запыхавшись, без двух минут семь притопал Коля. Действительно, на Бегемота он был жутко похож. У него не только талии не было, но и шеи. Подбородок как-то незаметно перетекал в плечи. Живая иллюстрация назидания врачей: «Вот к чему приводит постоянное переедание!» Он уселся рядом с Зубром, который тоже весил за 150 кило, но все-таки был постройнее.

Казан и Басмач позволили себе опоздать на пяток минут. Знали себе цену. Может, при Булочке, зная ее беспощадный язычок, они не стали бы нарываться, но, поскольку Кныша за равного явно не признавали и считали всего лишь Светкиной «шестеркой», — а Кныш себя меньше чем за козырного валета не понимал! — нарочно изобразили смущение.

— Братва, жутко извиняемся! — Шура приложил перстнятую лапу к галстуку. — Коктейль досасывали — кайф терять не хотели.

Был бы за этим столом Леха Пензенский, он, наверно, прошелся бы так слегка, насчет того, что братанов родных и их драгоценное время надо уважать. Но Леха лежал в могиле и если наблюдал за совещанием, то только по телику с адской сковородки.

— Ну, все вроде? — спросил Кныш.