Фартовые ребята

Кровля «коровника» опиралась на два ряда деревянных прогонов, подпертых снизу двумя рядами колонн. Ближе к стене стояли толстые железобетонные колонны трехметровой высоты, основания которых были вцементированы в «стаканы», имевшие форму усеченной пирамиды. Колонны второго ряда, располагавшегося ближе к коньку крыши, представляли собой стальные трубы, высотой в пять метров и сантиметров двадцать в диаметре. Вот к такой колонне и пристегнули Аркана, задрав ему руки вверх, скрестив запястья и лишь после этого защелкнув браслетки. Каждое движение в такой позе сопровождалось острой болью в суставах. Об ударах и говорить не приходится. Немудрено, что Аркан отчаянно мычал из-под пластыря и мешка, дрыгался, и лишь еще раз получив под дых, смирился.

Райка, которая, похоже, вышла из шока только после того, как «Паджеро» свернул к «коровникам», начала было визжать в машине и потому приехала уже с заклеенным ртом. Пластырь и для нее нашелся, как и еще одна пара наручников. Вот этими-то наручниками Райку и пристегнули к сваренной из стальных трубок «бодалке» перед радиатором джипа, поставив коленями на бетонный пол. Она тоже дергалась и мычала, но ничего поделать не могла. Только сумела, подтянув колени, присесть на корточки.

— Снимите с него мешок и пластырь, — распорядился Шкворень. — Ему, прежде чем сдохнуть, немного поговорить придется.

Когда с Аркана сняли мешок, Шкворень с удовольствием увидел ужас в глазах обреченного. Откровенный, животный, ничем не подавляемый. От такого ужаса люди на все готовы. Скажи сейчас Аркану, чтоб мать родную зарезал, — сделает. А уж секреты всякие в таком состоянии выдают безбожно. И рассказывают как на духу даже то, чего не спрашивают.

— Значит, ты уже в курсе, что пощады не будет в любом случае, — напомнил Шкворень, немного рисуясь перед корешами. — Итак, хочешь умереть быстро — рассказывай, на кого работал, когда прослушку в ресторане соорудил. На ментов?!

— На Крюка… — поспешно произнес Аркан. — Я не мент, честно…

— И давно поставил?

— Полтора месяца уже.

— Это тебе Крюк приказал?

— Да…

— Царцидзе в курсе был?

— Нет. Он ничего не знал.

— А почему ты именно в этот кабинет микрофоны пристроил? Может, он тебе посоветовал, а?

— Нет, он ни при чем. Крюк сказал, что вы часто в «Кахетии» бываете. Приказал узнать, где собираетесь, кто приходит, с кем встречаетесь. Я узнал, что в этом кабинете. Тогда Крюк и говорит: «Ты не только в электротехнике петришь, но и в электронике. Сможешь прослушку установить с записью на диктофон?» Я сказал, что в принципе могу, только нужны кое-какие вещи, которых у меня нет. Тогда Крюк спросил что, записал и через три дня мне все передал. В общем, с тех пор, как только какая встреча пройдет, я ждал Крюка у «Ракового корпуса», пивняк такой есть… Сдавал кассету.

— И эту успел сдать?

— Успел… — пробормотал Аркан. — А вы все равно его взорвали…

— Крюк знал, что на ней записано?! — у Шкворня аж голос задрожал.

— Он ее при мне прослушал, на автомагнитоле…

Все последние надежды, которые теплились в душе Шкворня, пошли под откос разом. А утешал себя Шкворень лишь тем, что Ерема сумел-таки подорвать Крюка потому, что Аркан почему-либо не сумел записать разговор или Крюк по запарке не прослушал запись. Теперь эта самая кассета лежит если не в офисе у Крюка, то вообще уже в ментуре. И теперь, режь — не режь этого козла Аркашку, ничего уже не изменишь… Странно, но даже злоба на него остыла, и уже не хотелось «играть в гестапо» и отводить душу.

Брынь первый заметил в глазах шефа непривычную по прошлым временам тоску. И удивился. Потому что злость он в этих глазах видал, ненависть тоже, настороженность и подозрительность наблюдал, а вот тоски — еще не видел. Еще больше он удивился, когда Шкворень сказал:

— Мочите их по-быстрому. Ему в лобешник, Райке в затылок. Вон там вроде люк есть в полу. Спихнем туда.

— Не понял… — вскинул брови Брынь. — Ну, ему, стукачу хренову, еще понятно. Раз обещал быстро — фиг с тобой. Но бабенку-то зачем валить, не попользовавшись?! По-моему, ты ее всю дорогу морально готовил. Что с тобой, кореш? Мадемуазель Импотенция посетила? Извини, но помнится, ты народу кайф обещал?!

— Я тоже, братан, настроился… — пробухтел Пан Зюзя. — Побаловаться чуток.

— Ничего, с Дуней Кулаковой побалуешься…

— Обижаешь, командир… — почти с угрозой произнес Брынь. — Серьезно обижаешь! А я ведь не дурак, могу скумекать, что ты теперь на волоске висишь… Не простят тебе Крюка-то!

— Ты теперь никто почти что… — произнес Зюзя, немного поторопившись с выводами. Шкворень был еще очень даже «кто».

— Что ты сказал, падла?! — процедил он, придвинувшись к обидчику вплотную. Тот понял, что нарвался, но успел только глазами хлопнуть.

Бац! — кулак Шкворня, помноженный на девяносто шесть кило живого веса, вложенных в удар, на совесть долбанул Зюзю снизу вверх под подбородок. Клацнули зубы, и жирноватый детина, в котором тоже под сто кило было, ошарашенно растопырив лапы, мешком полетел на цементный пол и шмякнулся на спину.