Сотрапезниками оказались немцы. Тут уж пенсионеры без догадок. Пара из Мюнхена, господин и госпожа Шмитды, он бухгалтер на пенсии, она — цветовод, опять же на пенсии. Дедушка из Оснабрюка, господин Мюллер, аптекарь. И пара из Берлина, Западного («Интуристу» западная валюта интересна, а марки ГДР — как-то не очень), предприниматели на покое. Бауэры, конечно, где Шмидты, там и Мюллеры с Бауэрами. Как Ивановы, Петровы и Сидоровы.
В костюмах за столом были лишь я и аптекарь из Оснабрюка. Другие одеты так, как одеваются горожане на картофельный субботник. Ну, примерно. И у каждого — у каждого, даже у пар! — фотоаппараты на ремне. «Смены». Еще пахнут магазинно. Только у оснабрюковца — старая «лейка» в обтерханном футляре.
Что ж, буду блистать манерами. Демонстрировать преимущество социалистического строя. У них, немецких пенсионеров, поди, и одежды приличной нет, вот и одеваются как пугала.
Или считают, что белому человеку среди туземцев стесняться нечего? А «Смена», что «Смена», отличный фотоаппарат за свои деньги. Замечу: нужно будет купить дюжину «Смен», как призы для турниров Школы «Ч».
В ответ на представления я правдиво ответил, что зовут меня Михаил, и что я — студент. Советский. Из Чернозёмска. Немцы переглянулись понимающе — мол, агент КГБ, не иначе. Потом засомневались — уж больно я молод для агента. Хотя… Может, такой у меня грим, омолаживающий?
— И что, в России любой студент может поехать в круиз? — ехидно спросил Мюллер из Оснабрюка.
— Не любой. У меня родители — артисты. Известные оперные певцы. Очень хорошо зарабатывают — ни слова неправды не сказал, но ввел в заблуждение.
Немцы успокоились. Родители хорошо зарабатывают — в мире капитала понятно. Это не КГБ. Хотя чего им бояться КГБ, если совесть чистая?
А она чистая? Положим, Мюллеру — и остальным мужчинам — шестьдесят пять. Плюс-минус Значит, к сорок пятому им было тридцать пять или около того. Не могли они мимо войны пройти. Но спроси каждого — скажет, что был астрономом, синоптиком, библиотекарем. Или вовсе борцом сопротивления.
Но я не спрашивал. Раз считается, что немцев следует привечать, раз им предоставляют лучший теплоход страны — перечить не стану. Да и кончилась война. Давно. Как говорит Леонид Ильич — «Хочешь мира — готовься к миру!»
Ужинали не спеша. Немцы оказались любителями покушать, всё подкладывали, подкладывали да подкладывали.
Директор круиза тем временем представился сам, представил капитана (Петр Ильич Строганов), представил первого помощника капитана, и пообещал всем незабываемое путешествие.
Ему поаплодировали.
— Вы очень хорошо говорите по-немецки. У вас все студенты хорошо знают немецкий язык? — продолжал расспрашивать неуёмный Мюллер.
— Не все, но есть.
— Вы бывали в Германии?
— Приходилось.
— Туристом, или как?
Я промолчал, только неопределенно качнул головой. Не на допросе. Вернее, как раз на допросе, а что должен делать комсомолец, когда его допрашивает вероятный противник? Молчать. Незачем посвящать невесть кого в детали собственной жизни. Ни к чему. Абвера, конечно, давно нет, но злое место пусто не бывает.
— Через двадцать минут теплоход будет проходить шлюз! — сообщил распорядитель.
Заторопились, заторопились бюргеры. Первый шлюз! Накладывают, едят, едят и накладывают!
Это я так… злословлю. Не так уж и много накладывают. Собственно, столько же, сколько и наши — там, если открытый стол. Его еще шведским зовут — бери, сколько сможешь. Но в Швеции я не был. Может, в Швеции такой стол русским зовут? Всяко бывает.
— Через пять минут появится первый шлюз!
Самые нетерпеливые начали покидать столы. И правильно, сколько же можно! Этак за двадцать четыре дня можно набрать двадцать четыре килограмма. Ладно, двенадцать. Шесть уж точно можно. А они и без того упитанные, бюргеры. Не все, но в основном. Преимущественно.
Поднялся и я. У выхода из столовой едва разминулся со старой дамой, которую вела молодая фройлян. Совсем молодая, лет восемнадцать, и то не факт. Вторую вела первая. На ужин. Не опоздала, у них есть полчаса, вполне довольно. Да и не уложатся — никто их не прогонит. Иностранцы ведь. Дорогие немецкие гости.
И правильно! Куда спешить? Питание должно проходить в спокойной обстановке. Не глядя на часы.
Я вышел на верхнюю палубу. Мы как раз входили в шлюз.
Икша!
Ворота за нами поднялись. Вода забурлила, хотя сверху, с высоты четвертого или даже пятого этажа бурление особенно и незаметно.
Люди смотрят и веселятся. Ага, ага, прикладываются к фляжкам веселья.
Я просто смотрю. Грандиозное зрелище. Наш теплоход, такой большой, можно сказать, огромный, водоизмещением около четырех тысяч тонн (прочитал в брошюрке), здесь как игрушка в детском ведерке. Да, умеют работать наши гидротехники. Ученые, инженеры. Каналармейцы тоже. Мдя.
Пройдя через ворота, теплоход двинулся дальше. Медленно и величаво — если смотреть с берега. Но и отсюда вид шикарный.