Фашистский социализм

Прежде всего следует упомянуть различие интернационализма и национализма. Согласно коммунистической модели социального прогресса, нации, как и классы, в будущем должны раствориться. Точно так же коммунисты не признавали расовых различий. В этом они похожи на христиан; их отличала, пожалуй, лишь неспособность простить буржуазию и прочие «отмирающие классы». Но и это нивелируется тем, что христиане любили и прощали своих, но боялись и ненавидели чужих. Можно найти призраки Христа в учении Маркса. Наоборот, фашисты тяготели к древним культам и мифам. И тем не менее фашисты и коммунисты отрицательно относились к церкви. Но это опять же сочетается с инстинктивной тягой к средневековым формам и техникам управления церковью своей паствой. Поэтому на практике сильное государство всегда сотрудничало с церковью. Всякое новое содержит следы того, что отрицается и критикуется. Более того, сами революционеры часто используют «дух предков» для усиления своих идей. Например, для буржуазных революций характерны симпатии к «римской тоге». Но было бы неправильно видеть в этом воспроизведение прошлого. Сегодня в погоне за мелочами нередко забывают принципиальные вещи. Отсюда и проистекает отождествление фашизма и коммунизма: их противоборство (как будто было бы лучше, если бы они объединились) привело к мировой войне; при Сталине и Гитлере были организованы концентрационные лагеря. На самом деле сходство некоторых приемов и технологий власти обусловлено не идейным сходством, а общностью эпохи. Резня армян, ГУЛАГ и Освенцим – это не продукты идеологии, а выражение некоего «здравого смысла» эпохи, который считает в экстремальных ситуациях совершенно естественным и необходимым для спасения нации пойти на самые жестокие меры.

Что же такое фашизм? Если брать его как теоретическую доктрину, то она действительно в какие-то исторические моменты может казаться панацеей от болезней либеральной демократии, которая неспособна защитить нацию. Фашизм, наподобие религии, хочет утвердить общество на неформальных связях. Конечно, это не связь людей в Боге, основанная на сострадании Христу, однако это и не коммуникативные действия, основанные на праве, разуме и демократии. Фашисты соединяют людей на основе ответственности перед родиной и народом. Практически всем, кто воевал против Гитлера пришлось также реанимировать эти ценности. В СССР, где господствовала коммунистическая идеология, война с Германией интерпретировалась как защита родины-матери. Национализм соединялся с интернационализмом на основе лозунга защиты пролетарского государства, гарантирующего братство трудящихся всего мира. Так что вторая мировая война была народной и интернациональной одновременно. Но вот что настораживает: она была развязана фашистским тоталитаризмом и, несмотря на поражение Германии, не привела ни к демократии, ни к интернационализму, а наоборот, к углублению конфронтации, к холодной войне и «железному занавесу». Это серьезный урок для тех, кто в нынешних условиях испытывает эйфорию объединения Европы и не видит новых разделений, которые отчетливо обнаружились в войне с Югославией. Любая война ужасна и поэтому всеми силами следует противостоять ее развязыванию. Но как соединить национальное и универсальное, На этот вопрос мы не имеем сегодня внятного ответа. Запад видит объединение народов на основе идей западной демократии, но сталкивается с фундаменталистскими претензиями не только России, но и арабского, а также азиатского миров.

В. Соловьев, как известно, мечтал о своеобразном «религиозном Интернационале», ведущую роль в создании которого должна была сыграть русская идея. Но это не считалось ни фашизмом ни великорусским шовинизмом, так как ведущая роль России обосновывалась тем, что ее народ является богоносцем и его гегемония будет на практике состоять лишь в том, что он будет служить другим народам. Что же, мы эту жертвенную роль, кажется, выполнили: освободили Европу от фашизма, просветили свой Восток, а теперь от нас отвернулись даже наши бывшие республики. Осознание этого несомненно подогревает «фашистские» настроения в нашем обществе. И причина тому не злобная месть, тайно тлеющая в сердцах христианских народов, а инстинкт самосохранения нации.