Быть может, сразу вслед за спадами шли авторитарные перевороты? В 1932–1934 гг. на фоне Великой депрессии, произошли пять путчей: в Германии, Австрии, Эстонии, Латвии и Болгарии. Очень вероятно, что к ним действительно подтолкнула Депрессия. Случаи Германии и Австрии я подробнее рассмотрю в главах 4–6. Но, даже если с ними гипотеза подтверждается, остаются еще десять или одиннадцать стран, в которых путчи не были спровоцированы Великой депрессией, и шестнадцать северо-западных стран, в которых путчей вовсе не было, а Депрессия была. Из переворотов, происходивших в другие годы, лишь немногие прямо следовали за рецессиями. Итальянская рецессия продолжалась с 1918-го по 1922-й — год фашистского переворота. Испания и Румыния испытали по два подъема авторитаризма. В Испании мы видим переворот Примо де Риверы в 1926 г. и военный мятеж в 1936 г. Однако между 1922 и 1935 гг. в Испании наблюдается умеренный экономический подъем, в 1932–1933 гг. — спад, в 1934-м восстановление и в 1935-м выход на докризисный уровень: такие результаты ничего не доказывают. В Румынии король Кароль объявил себя диктатором в 1938 г., после шести лет умеренного экономического роста. В том же году, так же в условиях небольшого экономического роста, произошло фашистское восстание в Венгрии. В Польше, Португалии и Литве основные перевороты произошли в 1926 г., после нескольких лет умеренного экономического роста. Наконец, югославский кризис 1928–1929 гг. и греческий 1935–1936 гг. также разразились после нескольких лет экономического роста. Как видим, результаты очень противоречивые, не дающие какого-то единого объяснения.
Подъем авторитаризма шел тремя волнами, каждая волна приносила как минимум один фашистский переворот: в середине 1920-х, в 1932-1934-м и во второй половине 1930-х. Вторая волна катилась следом за Великой депрессией и привела к самому значительному фашистскому перевороту — в Германии; однако первая и третья пришлись на период устойчивого экономического роста. Все три охватили и большие, и малые страны, разбросанные по всему центру, югу и востоку континента. Как видно, между экономическими циклами и подъемами авторитаризма в межвоенный период нет какой-либо однозначной связи.
Европейскую экономику в межвоенный период нельзя назвать процветающей. Индустриальные экономики страдали от банкротств и массовой безработицы, аграрные — от перепроизводства, падения цен и задолженностей. Депрессивная экономика порождала политические кризисы. Режимы шатались. Как разрешить экономический кризис? — таков был главный вопрос политики того времени. Традиционный подход, от которого было мало толку, гласил, что свободный рынок восстановится сам. Ни у консерваторов, ни у либералов, ни у трудовиков фактически не было внятной макроэкономической политики. Однако в силу входила политика национального государства. Кейнсианская модель эффективного спроса предлагала именно умеренные национально-этатистские решения. Повсюду вводились заградительные тарифы на импорт и проводилась девальвация национальной валюты для удешевления собственного импорта. Это и был экономический национализм. Отталкиваясь от такой политики, фашисты создали свою автаркическую экономику. Это были не просто «технические экономические решения» (да и бывают ли такие на свете?). Скандинавская экономическая политика стала самой кейнсианской, но оставалась демократической, в то время как большинство стран, и демократических, и авторитарных, начали выстраивать таможенные барьеры. Нет, чтобы объяснить, почему лишь в некоторых странах экономический национализм привел к авторитарному повороту, нужно нечто большее. Экономические трудности ослабили режимы во всех межвоенных государствах. В северо-западных странах распадались кабинеты и партии, формировались и перетасовывались коалиционные правительства; в центре, на юге и на востоке происходили путчи, подъем авторитаризма, массовый фашизм. Откуда это региональное различие? Опираясь только на межвоенную экономику, объяснить его невозможно. Экономические трудности вызывали кризисы и политические заговоры; но, по-видимому, только они не в силах объяснить, почему одни страны выбирали авторитарный и даже фашистский, а другие — демократический путь.
Разумеется, такое обсуждение может показаться слишком узким. Собственно говоря, почему мы ожидаем, что спад торговли или рост безработицы в этом году должен повлечь за собой переворот в следующем? Политическому движению для разгона требуется несколько лет. Может быть, главной причиной ослабления государственной власти, появления авторитарных и фашистских режимов стало общее ощущение глобального экономического кризиса? Однако если пошатнувшаяся экономика была главным фактором политической нестабильности, это должны были подтвердить элиты и электорат — их реакцию мы изучим в следующих главах.