Фашизм: идеология, политика

Вырабатывая «свою» идеологию, фашизм заимствовал идеи и взгляды не только у своих, так сказать, «законных» предшественников, таких, как Ницше и Шпенглер, Меллер ван ден Брук, Джентиле и др. Теоретики фашизма пытались опираться на самые различные философские и политические системы, приспосабливая к своим «выводам» самые разнообразные, порой противостоящие и противоречащие друг другу концепции.

Более того, некоторые фашистские идеологи с откровенным бесстыдством и цинизмом объявляли своими предшественниками даже многих действительно великих мыслителей всемирной истории. Как отмечалось на VII конгрессе Коммунистического Интернационала, «фашисты перетряхивают всю историю каждого народа для того, чтобы представить себя наследниками и продолжателями всего возвышенного и героического в его прошлом, а все, что было унизительного и оскорбительного для национальных чувств народа, используют как оружие против врагов фашизма» ¹.

«Перетряхивая» историю, нацистские идеологи даже некоторых вождей крестьянских восстаний эпохи средневековья изображали как прямых своих предшественников. Французские фашисты объявляли, например, своей духовной предшественницей национальную героиню Жанну д’Арк.

Фашисты спекулировали именами крупнейших исторических деятелей своих стран. Муссолини пытался нажить политический капитал, выдавая себя… за родственника национального героя итальянского народа Дж. Гарибальди. Американские фашисты назойливо апеллировали к традициям Д. Вашингтона и А. Линкольна.

Фашисты пытались также установить мнимую связь своих идей с идеями подлинно великих философов прошлого, в частности великих представителей классической немецкой философии Фихте, Канта и Гегеля. Были ли для этого у фашистов основания? Действительно, в философии Фихте, Канта и Гегеля можно обнаружить положения, которые являются реакционными. Ограниченность буржуазной философии сказывается и на вершинах ее развития. Лучшие буржуазные философы были сынами своего класса, своего века. И им не удалось полностью избежать неустранимой для буржуазного мышления классовой ограниченности; в их сознании философско-исторические вопросы ставились не в своей истинной а в мистифицированной форме, решались на основе идеалистических воззрений, не имеющих ничего общего с действительно научной постановкой вопросов ².

И особенно это было характерно для немецкой классической философии. В ней отчетливо выступала борьба двух тенденций: консервативной и прогрессивной. Естественно, эта противоречивость немецкой классической философии соответствовала социальной и политической двойственности тогдашней немецкой действительности.

Отсталость немецкой буржуазии отразилась и на ее философии. В сущности, немецкой философии издавна был присущ мистический характер. Мистицизм пронизывал философские концепции Якоба Бёме и Мейстера Экхарта. Шеллинг в последние годы тоже стал мистиком. А в это же время французские и английские философы, как правило, были приверженцами рационализма (Декарт, Мальбранпг, Бейль, Бэкон, Локк, Юм и др). Они обычно занимались практической и политической деятельностью. Так, математиками были Декарт, Гассенди, Паскаль, Даламбер; в качестве идеологов свободы выступали Толанд, Коллинз, Тиндаль и др.; многие из них были атеистами (Ламетри, Гольбах, Дидро). Немецкие же философы зачастую выступали как теологи, во всяком случае рационалистическая тенденция в немецкой философии тесно переплеталась с протестантской теологией. Связь между философией и теологией была самой непосредственной. Не случайно Фихте и Гегель видели в реформации исторический источник «философской революции» в Германии.

Марксисты отнюдь не противопоставляют учения Фихте, Канта, Гегеля фашизму в том смысле, в каком заблуждению может быть противопоставлена истина. Но вместе с тем абсолютно несостоятельны претензии фашистов присвоить себе эти имена, идейное наследие этих философов, не имеющее никакого отношения к специфическим идеям фашистской философии.

История философии знает примеры, когда классические учения древних и новых философов подвергались впоследствии тенденциозному и искаженному перетолкованию. Тот Аристотель, которого почитали в качестве философа и учителя средневековой схоластики, не был историческим Аристотелем. Это был Аристотель, искусно перетолкованный арабскими и еврейскими богословами, приспособленный затем к интересам и идеологическим запросам феодальной церкви и находившейся в зависимости от нее схоластики. И точно так же тот Спиноза, которого немецкие романтики конца XVIII и начала XIX в. превозносили как религиозного и даже «опьяненного богом» мыслителя, не был историческим Спинозой, глубоким и смелым материалистом и атеистом XVIII в. Это был Спиноза, предвзято понятый, перетолкованный в духе романтической мистики и идеализма.