Отрицательное влияние вышеупомянутой концепции «этического государства» (то есть государства, как воспитателя) сказалось также в том, что фашизм больше заботился о соблюдении мелких моральных предписаний, нежели норм высшей этики. Особенно это касается репрессивных мер и запретов в области половой жизни, в чём безусловно повинна буржуазная составляющая фашизма. Поэтому приходится признать, что в этой сфере он мало чем отличался от пуританской системы демохристианского типа. Однако ethos[13]
в понимании древних принципиально отличается от морали в буржуазном смысле. «Воинское» общество (а фашизм притязал на создание общества подобного типа) никогда не было «морализирующим», то есть, используя выражение Вильфредо Парето, обществом «виртуизма». Оно признавало свободу личности и стремилось к созданию высокого идейного напряжения, а не к «морализаторству».Впрочем, эта проблема выходит за рамки нашего исследования. Отметим лишь, что истинное государство, как и настоящий государь, оказывают влияние на индивидов благодаря своему престижу, за счёт обращения к особым формам восприятия, склонностям и интересам. Если это обращение не находит отклика, другие меры практически бесполезны. В последнем случае народ и нация оказываются лишенными управления или превращаются в податливую массу в руках демагогов, искушенных в искусстве воздействия на самые примитивные и до-личностные инстинкты человека.
Поскольку мы затронули идею свободы, имеет смысл вкратце остановится на этом вопросе, дабы уточнить значение свободы в государстве, построенном не на договорной, но на волевой основе, каким и желало стать фашистское государство.
Платон говорил, что человеку, не имеющему господина в самом себе, лучше бы найти его хотя бы вовне. Необходимо провести строгое разграничение между свободой положительной и чисто отрицательной, то есть внешней свободой, которой может обладать и тот, кто свободен по отношению к другим, но совершенно несвободен по отношению к себе, к своей натуралистической части. К этому следует добавить хорошо известное различие между свободой от чего-либо и свободой для чего-либо (для данного дела, данной задачи). В одной из наших последних работ мы говорили о том, что основной причиной экзистенциального кризиса современного человека стало завоевание отрицательной свободы, с которой, в конце концов, даже не знают, что делать, принимая во внимание отсутствие смысла и абсурдность современного общества[14]
. Действительно, говорить о личности и свободе можно лишь в смысле освобождения индивида от натуралистических, биологических и примитивно индивидуалистических уз, характерных для догосударственных и дополитических общественных форм, основанных на чисто утилитарно-договорных отношениях. Между тем, задачей истинного государства, характеризуемого указанной «трансцендентностью» политического уровня является создание особой атмосферы, благоприятной для развития личности и настоящей свободы как virtus[15] в классическом значении этого слова. Этой атмосферой высокого напряжения государство призывает человека преодолеть себя, выйти за пределы простого растительного существования. Понятно, что для достижения реально «анагогического» (то есть ведущего вверх) результата необходимо задать этой тяге к самопреодолению, которую должно всячески поощрять, правильные ориентиры. Столь же очевидна недостижимость подобного результата при помощи абстрактной идеи «общего блага», которое есть лишь гипертрофированное «индивидуальное благо» в материальном смысле. Таким образом, разрешив недоразумение с «тоталитаризмом», мы должны решительно опровергнуть широко распространённое мнение, согласно которому авторитарная политическая система в принципе несовместима с ценностями личности и душит свободу. В авторитарной системе может пострадать только ничтожная, лишенная смысла и формы и, в сущности, никому не нужная свобода. Перед лицом этой фундаментальной истины все доводы «нового гуманизма» интеллектуалов и литераторов теряют всякий смысл.