Фашизм: критика справа

Возвращаясь к основному вопросу, следует рассмотреть здесь третью и основную причину, обусловившую поворот фашизма к расовому вопросу. Она, несомненно, стала естественным следствием развития идей, исповедуемых Муссолини. Последнего интересовал, прежде всего, позитивный расизм, то есть расизм не имеющий ничего общего ни с антисемитизмом, ни с вопросами престижа народа-расы — «итальянской расы» — перед цветными народами. Основная задача такого расизма, по его мнению, состояла в воспитании нового типа итальянца, что, в свою очередь, требовало избирательного подхода к расовым характеристикам (смешение которых не позволяет говорить о какой-либо однородной «расе») итальянского народа, довольно неустойчивого и анархичного в своей массе. Муссолини вполне обоснованно считал, что будущее фашизма и нации зависят не столько от преемственности идей и институтов, сколько от формирующего воздействия, которое могло бы привести к появлению избранного «типа». С первых дней установления режима он ощущал потребность в создании «нового образа жизни» и «нового типа итальянца». Уже в 1929 г. (то есть, как уже было отмечено, в период, исключающий нацистское влияние, поскольку Гитлер ещё не пришел к власти) он в своём выступлении в парламенте в связи с заключением соглашений с Ватиканом говорил о влиянии государства, которое «постоянно преображая нацию», может добиться «изменения даже ее физического облика». Эта идея, помимо прочего, тесно связана с вышеупомянутым пониманием отношений между государством и нацией как между «формой» и «материей».

Именно эту идею можно считать положительным и созидательным аспектом политического расизма. В принципе её осуществление на практике вполне реально. История знает немало примеров, когда расы формировались не из изначально существовавших на той или иной территории племён, но из групп, типические черты которых складывались и приобретали сравнительно устойчивый характер в зависимости от конкретного общества или традиции, под влиянием, прежде всего, определённого образа жизни, «внутренней расы». В качестве примера можно привести тот же народ Израиля, который поначалу был не чистой и однородной единой расой, но скорее этнической смесью, постепенно обретшей единство под влиянием религиозной традиции. То же относится к США, где благодаря специфическому климату данной цивилизации, точнее псевдо-цивилизации, (что позволяет предположить куда более широкие возможности в рамках истинной цивилизации традиционного типа) из невероятной этнической смеси, в течение довольно короткого срока сложился совершенно особый «расовый» тип[31].

Более того, в качестве цели можно было поставить идеал человеческой цельности. С одной стороны, обращение к расе и крови было связано с потребностью противопоставить себя индивидуализму, интеллектуализму и, одновременно, заботе о «вутреннем» в ущерб «внешнему». В то же время, сам факт наличия в языке таких укоренившихся выражений, как «быть породистым», «обладать породой», применимых не только к человеку, но и к животным, придаёт специфический и безукоризненный смысл понятию «расы». Речь идёт о максимальном соответствии «типу» собственного вида, что свойственно отнюдь не большинству, но лишь ограниченному количеству людей. Все возражения со стороны интеллектуалов или «спиритуалистов» теряют смысл, если мы признаём за благо то, что подлинные ценности должны отстаиваться людьми, которые как с точки зрения физической расы (soma), так и с точки зрения характера (духовная раса), воспроизводят собой высший тип, вместо того, чтобы демонстрировать тягостный разлад между телом и душой. Поэтому можно оставить в стороне всякий современный «расизм» и обратиться к классическому или, если угодно, эллинистическому идеалу. Надо сказать, что истерика, в которую впадают некоторые интеллектуалы и интеллигенты при слове «раса», свидетельствует лишь о том, что у них самих с «расой» что-то не в порядке.