Грюль вошёл в историю как сторонник ряда сомнительных экологических доводов в пользу недопущения в Германию иностранцев. Он утверждал, что для процветания каждому народу нужна определённая среда. Как и в случае с любой хрупкой экосистемой, всякое внешнее воздействие может нарушить «естественную экологию народа». В соответствии с извращённой логикой экофашизма «только когда каждый народ сохраняет свои характеристики, мы можем сберечь то этническое разнообразие, благодаря которому человечество обладает своей приспособляемостью». Таким образом, защита окружающей среды имела первостепенное значение для сохранения биологической структуры и коллективной идентичности германского народа. Подобный образ мыслей в будущем позволит популярным политикам избегать расистской терминологии, выступая в защиту ксенофобских взглядов. «Мы должны думать об экологических последствиях ничем не ограниченной иммиграции», — заявил Отто Цайтлер (Otto Zeitler), министр по делам развития Баварии, после объединения Германии[512]
.Рудольф Баро (Rudolf Bahro), бывший восточногерманский диссидент, ставший лидером западногерманских зелёных, рассматривал экологический кризис в совершенно апокалиптических терминах. Он потряс многих из своих бывших союзников, призвав их найти «положительное» в нацизме, с тем чтобы «освободить» подавленную «коричневую составляющую» немецкого характера. Оставив «зелёных» в середине 1980‑х годов, он повторял за многими «Новыми правыми», что для спасения биосферы необходимо прибегнуть к авторитарным мерам. Сегодняшние проблемы с окружающей средой настолько серьёзны, заявлял он, что их решение возможно только на пути создания «экологической диктатуры». И далее утверждал: «В народных глубинах зреет призыв к зелёному Адольфу». Людям не следует бояться прихода подобного харизматичного «князя», настаивал Баро, поскольку «он сможет освободить германцев от их духовного забытья и повести в обетованную землю экологического спасения»[513]
.Заявления подобного рода энергично опровергались истинными настоящими «зелёными», чьи отличия от ультраправых намного перевешивали сходство с ними же. «Зелёные» были убеждёнными сторонниками принципов эгалитаризма — в отличие от «аристократии коричневых». Для последних было характерно такое яростное ожесточение в отношении американской культуры, какое западногерманские левые не могли себе позволить. Несмотря на то что «зелёные» выступали за объединение Германии на основе разоружения и нейтралитета, они считали предосудительной концепцию Великой Германии, включавшей в себя Австрию, Силезию, Судеты и другие так называемые восточные территории. «Зелёные» не разделяли и утверждение правых о том, что раздел Германии был всего лишь следствием империалистической политики оккупационных властей. Подобное утверждение, заявляли «зелёные», «преуменьшало значение как гитлеризма, так и германского национализма». Кроме того, они не поддерживали мнение о том, что декриминализация немецкой истории была первым шагом к возрождению подлинно германской идентичности — эта мысль в середине 1980‑х годов стала модной в среде консерваторов фатерланда. И наконец, «зелёные» не признавали того, что объединение может произойти в результате каких–то договорённостей с Советским Союзом, — на сторону этой политики вставало все больше правых экстремистов[514]
.Подобных взглядов уже в течение долгого времени придерживался генерал–майор Отто–Эрнст Ремер, самый просоветски настроенный неонацист Западной Германии. Ремер понимал, насколько важно запустить пробный шар с целью выяснить, какую цену запросили бы русские за объединение Германии. Он понимал, что Москва будет противником Германии до тех пор, пока её сапог останется на шее Восточной Европы, в том числе Восточной Германии. Однако ситуация могла радикальным образом измениться, если бы советский блок под грузом экономических проблем начал «обтрёпываться по краям». Возможно, СССР пошёл бы на объединение Германии при условии определённых гарантий безопасности и долгосрочной экономической помощи. С подобными мыслями Ремер пошёл на встречу с Валентином Фалиным, бывшим послом Советского Союза в Западной Германии, одним из главных внешнеполитических советников президента Горбачёва. «Я несколько раз беседовал с Фалиным», — вспоминал бывший телохранитель Гитлера. Беседа неизменно возвращалась к вопросу о возможности нового «договора в Рапалло» и возрождённого германо–российского союза[515]
.