Фашизм: реинкарнация. От генералов Гитлера до современных неонацистов и правых экстремистов

Некоторые из зарубежных знакомых Альтханса начали ежегодно приезжать в Германию, чтобы принять участие в памятных мероприятиях, связанных с годовщиной смерти заместителя Гитлера Рудольфа Гесса. В возрасте 93 лет он после десятилетий пожизненного заключения повесился на электрическом проводе. Мемориальные мероприятия в честь Гесса вскоре стали важным элементом деятельности международного неофашистского сообщества. В августе 1991 года в Байройте собралось две тысячи ультраправых с целью принять участие в демонстрации в память Гесса, организованной Кристианом Ворхем и заранее разрекламированной Альтхансом. До воссоединения Германии невозможно было даже предположить, что такая большая группа неонацистов со свастикой и знамёнами сможет публично пройти церемониальным маршем. Однако времена, к радости Альтханса и его товарищей, очень быстро поменялись.

Альтханс принадлежал к элитному кружку молодых неонацистских лидеров, вливших свежую кровь в движение немецких ультраправых. Согласно данным Федеральной службы защиты конституции Германии, число организованных правых экстремистов резко выросло с 32 тысяч в 1990 году до 40 тысяч в 1991‑м (в это число не входили 28 тысяч членов партии «Республиканцы», официально не считавшейся экстремистской организацией). Примерно пять тысяч убеждённых неонацистов были «лезвием ножа» ультраправых, объединённых в 76 различных организаций.

Никогда не отходя далеко от установленного в автомобиле телефона или факса, Альтханс носился по всей Германии на своём БМВ, плетя паутину связей и пытаясь объединить разрозненные экстремистские группы в эффективную политическую силу, способную бросить вызов правительству Германии. Он даже сотрудничал с ультраправыми политическими партиями, которые воздерживались от упоминания неонацизма в своих предвыборных кампаниях. Этот тактический компромисс не беспокоил Альтханса, обозначавшего свою основную задачу как «кадровое строительство». «Мы занимаемся кадрами, — объяснял он. — На практике это означает, что в каждой националистической группе Германии у меня есть два–три человека, через которых я могу осуществлять своё воздействие. Это делает меня опасным с политической точки зрения, поскольку у меня везде есть свои люди».

Альтханс и Ворх также восстановили связи с неонацистами, порвавшими с Кюненом из–за гомосексуализма последнего. Смерть Кюнена облегчила процесс воссоединения ранее враждовавших групп. «Действительно, между группами националистов существуют определённые различия, — признавал Ворх. — Все по–своему понимают, что такое национал–социализм. Но различия между нами очень незначительны, а вот между нами и нашими врагами — громадны»[590].

Неонацистские стратеги увидели свой шанс в быстром переходе Восточной Германии от коммунизма к капитализму. К середине 1992 года безработица на территории бывшей ГДР достигла 40%[591]. Эйфория от вновь обретённой свободы быстро улетучилась вместе с падением уровня жизни на востоке страны. Сотни тысяч госслужащих, а их в Восточной Германии было множество — от школьных учителей до дворников и чиновников правительственных структур — лишились работы. Это было частью лихорадочной кампании Бонна по удалению коммунистов с постов, где они могли сохранить какое–то влияние. Подобный процесс резко контрастировал с неспешными шагами по денацификации, предпринимавшимися Западной Германией после Второй мировой войны.

Когда обещанные канцлером Колем лучшие времена так и не настали, многие восточные немцы разочаровались в демократии и стали с теплотой вспоминать «недобрые» старые дни в ГДР с гарантированной работой и системой социальных услуг. Сократились число заключавшихся браков и рождаемость, резко выросла преступность, а медицинские центры наводнили люди, оказавшиеся не в состоянии справиться со страхом перед неопределённым будущим. Усиливали травму требования о восстановлении прав собственности со стороны западных немцев, претендовавших на пять миллионов домов на востоке. Последовавшие за этим судебные споры только усилили наступившее после объединения похмелье, приведя к заметному росту напряжённости в отношениях между западом и востоком страны. Восточные немцы ощущали себя людьми второго сорта, а их западноевропейские родственники сокрушались по поводу того, что им приходится платить более высокие налоги для восстановления разрушенной экономики бывшей ГДР. В то время возникла популярная шутка: «Почему китайцы счастливее немцев? Потому что у них сохранилась их стена»[592].