Осенью 1992 года канцлер Коль наконец добился осуществления своих планов. Социал–демократы сдались и согласились захлопнуть дверь перед политическими эмигрантами. Излишне говорить, что именно на этом уже давно настаивали неонацисты. Несмотря на жёсткое осуждение со стороны правозащитных организаций, Бундестаг 27 мая 1993 года принял значительно урезанный закон о предоставлении убежища. Отныне лица, попавшие на территорию Федеративной Республики, должны были прибыть непосредственно из страны, где они подвергались преследованиям. Был запрещён въезд с территории так называемой «безопасной страны», которую беженец или беженка пересекали по пути в Германию. Верховный комиссар ООН по делам беженцев в июне 1993 года предупредил, что новый немецкий закон о предоставлении убежища создал предпосылки для «чрезвычайных страданий и ненужных смертей десятков тысяч людей, бегущих от пресле- дования»[633]
.Лидеры неонацистов приветствовали решение парламента как победу своего движения. «Достаточно и того, что мы заставили правительство сделать эти изменения», — заметил Ворх, приветствовавший решение Министерства внутренних дел создать вдоль восточной границы электронную стену, чтобы не пропускать в страну нежелательных иностранцев. Был воздвигнут «коричневый занавес», использовавший для выявления лиц, нелегально пересекающих границу, приборы ночного видения и инфракрасные датчики. Следует заметить, что современные приборы наблюдения попали и в руки неонацистов и скинхедов, вошедших в число новых сотрудников пограничной службы, в том числе патрулировавших границу.[634]
.Вместо того чтобы защищать страну от потенциального нападения Красной армии, расширенный контингент солдат–полицейских пытался повернуть вспять волну находившихся в отчаянии беженцев. Однако «коричневый занавес» не помешал немцам отправиться в Восточную Европу. После падения Берлинской стены многие неонацистские группы быстро начали осваивать эту территорию. К ним присоединилась армия бизнесменов, дипломатов и шпионов, пристально следивших за соблюдением интересов своей страны в этом регионе. Германия снова смотрела на восток — на обширные территории, ещё недавно находившиеся под властью Советской России.
Глава 8 ТЕНЬ С ВОСТОКА
«Пруссия жива!»
17 августа 1991 года, когда часы пробили полночь, гроб с останками Фридриха Великого занял своё законное место упокоения во дворце Сан–Суси близ Потсдама. Возвращение короля домой было обставлено подобающим ритуалом — чёрные конные экипажи, имперские флаги, военный почётный караул, прямая трансляция по германскому телевидению. Канцлер Гельмут Коль и с ним ещё 80 тысяч человек пришли отдать дань памяти легендарному прусскому правителю, значительно расширившему королевство с 1740 по 1786 год. Некоторые зеваки одобрительно кивали при виде плаката «Пруссия жива!» Богато украшенная и пышная церемония ознаменовала собой окончание долгих скитаний тела Старого Фрица, останки которого в последние дни Второй мировой войны были вывезены в Западную Германию, чтобы предотвратить их захват советскими оккупационными войсками. Крах коммунистического режима Восточной Германии проложил Фридриху обратный путь в фамильную усыпальницу.
Эксгумация и перезахоронение воинственного прусского владыки вызвали недоумение у тех, кого тревожили реваншистские тенденции в новой Германии. Некоторые полагали, что подобное обожествление мёртвых будет превратно истолковано неонацистами и прочими правыми экстремистами. В этих кругах Фридрих считался культовой фигурой по причине своих военных достижений. Он часто вторгался в чужие земли, хвастался тем, что «проглотил
Силезию, как артишок». Превознося Фридриха Великого как яркий символ тевтонского духа, Адольф Гитлер в 1933 году специально приехал в Потсдам, чтобы на могиле покойного короля провозгласить создание Третьего рейха.
Чествуя Фридриха Великого менее чем через год после объединения Германии, правительство канцлера Коля оживило дискуссии о постыдном прошлом: король оставил после себя двойное наследство, олицетворявшее и лучшие, и худшие немецкие традиции. Наряду с ведением экспансионистских войн Фридрих защищал евреев и другие религиозные меньшинства, запретил пытки, покровительствовал искусствам, сочинял музыкальные симфонии, был другом Гёте и Вольтера (как утверждалось, с последним Фридрих вступал в интимную связь). Вместо того чтобы демонизировать монарха, Коль настаивал на том, чтобы немцы приняли обе стороны этой противоречивой фигуры — эстета и воина — и таким образом разобрались в своей непростой истории. Однако скептики задавались вопросом, возможно ли это сделать, не превознося насилие и милитаризм. «Многие немцы уже не чувствуют связь между вчерашним и сегодняшним днём, и это безразличие может оказаться опасным», — заявлял историк Хайнц Кноблох[635]
.