Фашизм: реинкарнация. От генералов Гитлера до современных неонацистов и правых экстремистов

Возрождение германского национализма сопровождалось масштабной тоской по имперской славе прошлых лет. По словам философа и социолога Юргена Хабермаса, подобная тенденция «набирала силу». Учёный отметил стремление возродить проект Бисмарка по созданию великой державы. «Если посмотреть на немецкие элиты, — заметил Хабермас в 1994 году, — то можно заметить могучее желание превратить Германию в независимую сверхдержаву, располагающуюся в центре Европы и устремляющую свои взоры на Восток»[848].

По мере того как немецкое правительство готовилось к перенесению столицы из Бонна в Берлин, представлялось неизбежным, что центр тяжести экономического локомотива Европы также сместится в восточном направлении. Будет ли возврат в Берлин — город примерно на половине пути от Москвы до Атлантики — способствовать установлению нового равновесия на континенте, служа мостом к новым хрупким демократиям Восточной Европы? Или это станет предвестником радикального преобразования Европы, когда объединённая Германия начнёт играть своими тевтонскими мускулами и оказывать политическое влияние в такой форме, которая заставит нервничать другие страны континента?

Озабоченность чрезмерным усилением Германии присутствовала и в решении Вашингтона поддержать расширение НАТО на Восток. «Включив Германию в более широкую евроатлантическую структуру, — объяснял бывший советник президента Збигнев Бжезинский, — расширение НАТО решает центральную проблему безопасности Европы, вставшую в ХХ веке: как эффективно справиться с реалиями германского могущества»[849].

На будущие события, несомненно, повлияет и то, насколько честно будет Германия относиться к своей истории. В течение нескольких десятилетий после Второй мировой войны существовала тенденция «стерилизовать» прошлое, минимизируя роль «обычных» немцев в Холокосте. Только когда сменилось поколение, немцы стали говорить о временах нацизма. Как только завеса молчания рухнула, развернулась ожесточённая дискуссия между теми, кто признавал национальную ответственность за Холокост, и теми,

кто пытался освободить немцев от каких–либо обвинений за преступления эпохи нацизма.

Когда «холодная война» ушла в историю, все более громкий хор националистов стал призывать немецкий народ рассматривать своё прошлое, не испытывая особого чувства вины. Конечно, на официальном уровне осуждать Гитлера не перестали. Даже невзирая на то, что немцы продолжали пересматривать свои воспоминания о временах Третьего рейха. За месяц до 50-летней годовщины окончания Второй мировой войны в консервативной немецкой газете «Frankfurter Allgemeine Zeitung» появилось заявление. Его подписали 280 представителей правой интеллигенции и политиков. В документе оспаривалось положение о том, следует ли считать 8 мая 1945 года, день капитуляции нацистов, днём освобождения. Окончание войны, как утверждалось в заявлении, ознаменовало собой наступление мрачного периода изгнаний, раскола государства и иностранной тирании. Подчёркивая необходимость сохранения памяти о страданиях немцев, ревизионистский документ ни словом не упоминал о тех ужасах, которым Германия подвергла народы других стран, а также об ответственности немцев за поддержку Гитлера. В нем ничего не говорилось и о том, что конфликт был начат Германией, которая вторглась на территорию своих соседей[850].

Заявление, цинично названное «Против забвения», породило бурю. Озабоченность вызывала не только содержавшаяся в нем идея, но и имена подписавших его немцев. В списке присутствовали не только откровенные фашисты и представители интеллигенции «Новых правых», но и действующие и отставные военные, директора банков, полицейские начальники, руководители Христианско–демократического союза и его партнёров по коалиции. Сварливый тон документа отчётливо обозначил ту «серую зону» немецкой политики, где ультраправые смешивались с консерваторами. Он показал, что экстремистский образ мышления стал преобладающим в политике, поразив, подобно раковым метастазам, правящие круги Германии.

Постоянные усилия по релятивизации Холокоста, приравнивание его к другим зверствам, свидетелями которых стал ХХ век, оказали своё воздействие на значительную часть населения Германии. В соответствии с данными опроса, проведённого журналом «Шпигель», 36% немцев считали: «Изгнание немцев с восточных земель было таким же преступлением против человечества, как и Холокост в отношении евреев». Это искажённое восприятие истории поддерживалось и канцлером Колем, пытавшимся представить Германию в некоторой степени как жертву, а не только как преступницу, развязавшую Вторую мировую войну. Хотя сам Коль и не подписал заявления, он высказал своё расположение к тем, кто это сделал.