Фашизм. Тоталитарное государство

Германский фашизм, так же как и итальянский, рекламировал свою идеологию как гораздо более революционную, прогрессивную и гуманную, чем «индивидуалистическая» и «эгоистическая» идеология традиционной либеральной демократии. Более того, Муссолини в своем «Учении о фашизме» многократно подчеркивал, что именно фашистская идеология адекватна духу XX века своей «коллективистской» идеологией, в то время как индивидуализм типичен для XIX века.

Реакционный характер тоталитарной идеологии раскрывается уже в самой боязни контактов с либеральной демократией, от воздействия которой она стремится изолировать массы.

4. Постоянная необходимость в надуманной внешней опасности

Подавление личности в тоталитарном государстве должно иметь какое-то постоянное и убедительное оправдание. Принесение интересов отдельного человека в жертву государству должно обосновываться внешне неоспоримыми аргументами.

Пока на начальном этапе своего существования тоталитарное государство борется с реальными врагами, нет необходимости выдумывать мнимые опасности. Оно постоянно обостряет фанатизм политического мышления, последовательно натравливая массы на тот или иной объект. В Германии сначала преследовали коммунистов, потом — социал-демократов и профсоюзных функционеров, а затем, когда все партии были ликвидированы и все демократические организации разрушены, главными врагами объявили евреев. Немцу всеми возможными средствами внушали, что существует заговор «домашнего» и международного еврейства против германского народа. Во всех общенациональных несчастьях, обрушившихся на германский народ, на каждого немца, обвинялись евреи. Была развернута мощная пропагандистская кампания, подогревалась антисемитская истерия толпы.

В этой ядовитой атмосфере мелкий бюргер, например бакалейщик, начинает видеть корень своих бед в конкуренции со стороны владельцев соседних еврейских магазинов; неудачник-интеллектуал объясняет провал в своей карьере происками коллеги-еврея, который обошел его, потому что превосходил интеллектом; врач рассчитывает на многократное увеличение своей клиентуры, если будут закрыты частные кабинеты врачей-евреев и т.п.

Что может быть лучше ликвидации всех еврейских конкурентов во имя такой «возвышенной» общественной цели, как сохранение расовой чистоты нации, во имя ее спасения от коварного врага! Но чтобы опасность эта была воспринята как реальная, необходимо включить толпу в антиеврейские кампании террора. Фанатизм общества не разжечь, раздувая некую абстрактную опасность, указанную пропагандой. Необходимо, чтобы сама толпа соприкоснулась с этой опасностью, и, кроме того, чтобы она всерьез боролась с нею. Не случайно нацисты все время медлили с окончательным решением еврейского вопроса, хотя они были готовы уничтожить или выселить евреев еще в 1935-1936 гг. Нацистскому тоталитарному государству нужна была какая-то опасность, заставляющая поддерживать страшное политическое напряжение диктатуры, опасность, для устранения которой можно было непрестанно требовать от народа новых жертв.

На примере тоталитарного государства Франко тоже можно проиллюстрировать этот принцип. Хотя прошедшие после гражданской войны три десятилетия изменили многое, власти продолжали до последнего момента искусственно делить население на победителей и побежденных, раздувая между ними взаимную ненависть. Это всегда производило сильное впечатление на тех, кто изучал фашистское государство. Эйбл Плэн пишет: «Ранам, нанесенным гражданской войной, не давали затянуться этим и бесчисленным количеством иных способов, ответственность за которые министр юстиции Аунос, бывший посол в Аргентине, столь же яростный сторонник Фаланги, сколь и американофоб, тайно приписывал военным. Они, со своей стороны, взваливали вину за это на боссов из Фаланги, которые, в свою очередь, заявляли, что беспомощны перед требованиями провинциальных фалангистов. Провинциальные же шефы, разумеется, ссылались на приказы из Мадрида.

Вопрос об ответственности за продолжающийся террор был в любом случае чисто академическим. Все группировки около Франко подливают масло в огонь злобы и преследований» (93—126).

Чтобы понять необходимость для тоталитарного государства постоянной опасности как предлога для поддержания напряженности, проанализируем пример Испании. Допустим, что пропаганда Франко не натравливала «победителей» на побежденных, не разжигала против них ненависть. Всего через десять лет после окончания гражданской войны, т.е. в 1949 г., примирение, и даже союз между победителями и побежденными были бы свершившимся фактом. Потому что, исключая фалангистскую верхушку и высокопоставленных чиновников государственной иерархии, основная масса «победителей» не получила ничего от своей победы. В конце концов они оказались в том же положении, что и их жертвы — побежденные. Но такой союз (или примирение) поставил бы под вопрос необходимость существования террора и диктатуры, подорвал бы тоталитарную систему генерала Франко.