Фасциатус (Ястребиный орел и другие)

…он при­стально смотрит на свою подругу, под­нял и несколь­ко распус­тил свой хвост, вздраги­вает и… выкрикивае­т свое звонкое: «чже–чже–чече!»; проходит минута, самоч­ка покорно ложится на землю, и по–кури­ному самец становится ее обладателем. Но тут из‑за бугра гремит мой выстрел, и сейчас счастливые супруги делаются жертвою охотника.

(Н. А, Зарудн­ый, 1900)

Кто позвол­ил тебе чи­нить зло жи­вым сущес­твам? Покайс­я, не то я рас­правлюсь с то­бой за все содеянн­ое…

(Хорас­анская сказка)

А всем зве­рям зем­ным, и всем пти­цам небес­ным, и вся­кому пресмыкающемус­я по зем­ле, в кото­ром душа жи­вая, дал Я всю зе­лень травную в пищу. И ста­ло так.

(Бы­тие 1:30)

«16 февраля…. Заметил в стае хохлатых жаворонков птицу необычной окраски. Понял, что надо добыть, выстрелил, но не убил, а ранил. Спасаясь от меня, раненый жаворонок пустился бежать и заскочил глубоко в нору песчанки. Для такой птицы неестественно прятаться в норы это последний шанс в борьбе за жизнь.

Бросить его просто так, чтобы он там подох, я уже не мог, пришлось повозиться, откапывая. Выглядел я при этом сам для себя как кровожадное безжалостное чудо­вище, отнимающее у более слабого существа последнюю надежду на спасе­ние (сен­тиментально, но по сути верно). Не люблю стрелять, но, раз приходится, пусть уж по­гибшая птица не пропадет впустую, а увековечится музейной тушкой на благо орни­тологической науки. Откопал уже подохшего…

Для систематического определения и изучения состава кормов добываю теперь абсолютный минимум птиц. Пусть луч­ше корифеи пожурят на защите за недостаток статистического материала; будем компенсировать качеством развешанных таблиц (Папан уж расстарается, все ахнут).

Потому что каждую добытую птицу воспринимаю как единицу жизни, как деталь бесконечной мозаики живого, существую­щего сейчас. Как воплощение многого, уна­следованного от прошлого и как резерв для будущего. Каждая птица ― словно буси­на на нитке, один конец которой уходит в бесконечность во «вчера», а второй ― в «завтра». Причем судьба этого «завтра» весьма проблематична, а разорвать эту нит­ку так просто…

Может, в основе всех этих явных или мнимых дилемм как раз и лежат фундамен­тальные различия между наукой, искус­ством и религией? Для науки важны лишь объективные, измеряемые (и проверяемые) факты и критерии; для насквозь субъек­тивного искусства «нравится ― не нравится», ― необходимый и достаточный крите­рий; для религии лишь «верю ― не верю» имеет значение.

Вот и получается, что одна и та же живая или убитая птица означает совсем раз­ное для биолога, для художника или поэта и, наконец, для теолога или просто верую­щего. С птицей менее наглядно, а вот если самого человека взять, то сразу выпирает разница подходов за счет дуализма нашей собственной природы, в которой биологи­ческое с социальным пере­мешано ― «полузвери–полубоги» (как сказано! Ай да За­болоцкий!).

Но суть все же ясна даже с жаворонком: пока этот самый кормящийся на склоне жаворонок воспринимается лишь как факт и как отражение других фактов, к нему одно отношение Если взглянуть на него как на одну из брызг, которые бытие (Бог) разбрасывает, накатывая волну жизни на утес времени ― совсем другое. Художе­ственное отражение гармонии его облика и образа ― это уже опять другое, третье.

Вроде все понятно: в реальной жизни эти три пути познания перекручены в одну–единую веревку, по которой карабкают­ся разум, душа и сердце в одной связке; отсю­да и смешение разнородных материй в обыденном восприятии и сознании. Поэтому для ученого и оказывается критическим требованием любой ценой избежать смеше­ния трех этих стихий, не спу­тать пресловутую науку с многострадальной религией или с возвышенным искусством… Потому что только при этом усло­вии все остается в системе сложившихся координат, не выплескивается пусть из раскачиваемой, но все же худо–бедно ра­ботающей (пока) чаши существующей парадигмы. И если но­вая, лучшая, чаша еще не готова, то выливать содержимое из уже имеющегося сосу­да никак нельзя, каюк: разольем, и все; ничего не останется, будем просто сидеть в луже и чесать за­тылок; чисто ельцинский подход…