Фасциатус (Ястребиный орел и другие)

Появляясь бесшумной тенью из‑за гребня холма, сокол с налета либо хватает пес­чанку (не успевшую даже пискнуть), раскрыв крылья и мгновенно погасив скорость, либо бьет жертву лапой, не замедляя движения, стремительно проносясь дальше по плавной дуге на разворот, чтобы вернуться и подобрать добычу.

Пораженная молниеносным ударом, жертва летит кувырком в воздухе несколько метров и падает на землю безжизнен­ным трупиком с почти всеми переломанными костями ― настолько силен удар. Вернувшийся сокол присаживается на жертву, си­дит секунду, глядя по сторонам, потом взлетает, прижимая добычу к брюху, ― лишь ее длинный хвост с кисточ­кой на конце свисает вниз.

Не успевает удачливый охотник отлететь от мгновенно опустевшего склона холма, как на него с требовательными крика­ми налетает капризная самка. Обе птицы выде­лывают в воздухе необычные кульбиты, хлопая крыльями, после чего самка получа­ет свой обед от добытчика–супруга и усаживается за трапезу на кромке высоченного лессового обрыва, посматри­вая с высоты на многие десятки километров вокруг (Есть песчанку начала с головы.)».

ПРИКОЛ В КИЗЫЛ–АТРЕКЕ

Падиш­ах, прикус­ив от изумле­ния па­лец, мол­чал…

(Хорас­анская сказка)

«14 марта…. Ночевали у туркменов в Кизыл–Атреке. Я утром насильно спал изо всех сил, сколько мог, чтобы Степаны­ча с Бегенчем не разбудить; встал позже обыч­ного, не торопясь чищу во дворе зубы, посматриваю на перспективу посел­ка.

Посреди плоской пустыни ― обжитой квадрат километр на километр, впритык застроенный одноэтажными домами, над крышами которых ни одного деревца, толь­ко фонари, опоры и переплетение проводов ― серая мрачность на земле, а над ней паутина проволоки ― зона зоной.

Присмотришься внимательнее: люди ходят, машины изредка ездят, ишаки гуляют, верблюд стоит прямо на улице, за­думчиво смотрит на телеграфный столб. Вроде и не зона. Но вроде и не воля ― не сбежишь: вся жизнь здесь на привоз­ной воде. По­купать приходится и питьевую и техническую. От крыши каждого дома в подземный бункер (гаудан) идет труба для сбора дождевой воды, которая здесь часто ― лучшая по качеству. Да и вообще, терять воду от зимних дождей ― недопустимая роскошь. Обо всем этом, смывая мыло с рук под умывальником с соском, уже не забываешь.

Вчера, добравшись до места, нашли директора станции субтропических культур; он вышел к Степанычу в зимней шапке, пиджаке, белой рубашке, всегдашних здеш­них полосатых пижамных штанах и в резиновых сапогах: зима, дожди, грязнова­то.

Степаныч остался дела обсуждать, а мы с Бегенчем покатили по поселку, загляну­ли в магазин. На прилавках пустовато: жрать нечего; в отделе книг на русском языке только запыленные материалы съезда в добротных бордовых переплетах и «Олене­водство» в невзрачной серой обложке. Я сначала аж сморгнул, не поверил глазам, все же, думаю, «Овцеводство», наверное; ан нет, не галлюцинация, все как есть. «Утверждено в качестве пособия для сельскохозяйственных техникумов». Ну и пра­вильно: верблюд ― хорошо, осел ― хорошо, «а олени ― лучше».

Вот как, видя такое, сдержать искренний восторг от сознания того, насколько же действительно велик, необъятен и могуч Советский Союз? И как непобедим наш еди­ный дух советского народа? Ну кто еще с оленеводством в пустыне сдюжит?

Кстати, даже по поводу этого трогательного книжного идиотизма про необъятность без сарказма говорю. Все время это ощущаю. Мне силуэт страны на карте с его заго­гулиной Кольского полуострова, вырезом Каспийского моря, бантиком Па­мира, про­резью Байкала и подвесками Сахалина и Камчатки ― каждый раз, как взгляну, ― от­радой на сердце. И такое ощущение, что будь держава меньше ― задохнулся бы. Как люди в Люксембурге живут? Или в Швейцарии? Или даже в Англии? Ведь плю­нуть некуда. А у нас где хочешь выходи куда хочешь и плюй в любую сторону; везде раздолье…

Вон пустельга подлетела озабоченным утренним полетом ― голодная, наверное; села на провод, а он не натянут, кача­ется под ней, когда она, дергая нарядным хвостом, удерживает равновесие, ― хороша все же птица.

В центре Атрека, напротив поссовета, есть парадный официальный газон бетонная ванна два на шесть метров, два­дцать сантиметров глубиной, в которую насыпана привезенная откуда‑то темная почва, посажена травка, и все это поли­вается из водо­воза.

На окраине, уже чуть в отдалении от жилых домов, ― крупнейшая в стране план­тация маслины на искусственном поли­ве. Вчера, когда выбирали там саженцы со Степанычем (ему в Кара–Калу для ВИРа надо), из кроны одного дерева выпуг­нул сразу семь ушастых сов: древесная растительность в таком дефиците, что все зимую­щие дендрофилы жмутся в эти садовые рощицы.

Чего–чего, а тепла здесь предостаточно; была бы вода, ждало бы этот край счаст­ливое зеленое будущее. То самое, что пророчили с прокладкой каракумского канала, который не достроен и никогда не будет достроен, но проблем создал уже выше кры­ши, а дальше будет только хуже. Ни канала, ни Амударьи, ни Арала…