Фата-Моргана №5

— Эти сны, — ответила она, странно глядя на него, — густы, как мех, так густы, что вязнут в горле, когда я хочу о них рассказать. Прошлой ночью мне снилось, что я шла по земле, выглядевшей как будто покрытой мехом до самого далекого горизонта, мехом, который разветвлялся и пускал побеги, мехом мрачного оттенка красноватой бронзы, бурости и черноты и блестящего, почти черного, синего цвета. Я пыталась превратить это странное вещество в более знакомые формы кустов и старых искривленных деревьев, но оно оставалось таким, как было, а я стала… во сне… я откуда-то знала, что стала ребенком…

Смотря куда-то в сторону над скученной растительностью города, Аргустал сказал:

— Быть может, эти сны рождаются не в Горниле, а в тебе самой, Памитар. Что такое ребенок?

— Насколько я знаю, ничего подобного не существует, но ребенок, которым я была во сне, был чем-то маленьким и свежим, а в деле одновременно ловким и беспомощным. Это было существо, не зависимое от меня, оно двигалось и думало совершенно иначе, нежели я, и все же было мне близко. Я была им, Тампар, была этим ребенком, а когда проснулась, была уверена, что когда-то действительно была таким ребенком.

Он забарабанил пальцами по коленям, тряхнул головой и заморгал во внезапном гневе.

— Это твоя отвратительная тайна, Памитар. С первого момента нашей встречи я знал, что ты что-то скрываешь. Я прочел это по твоему лицу, ибо оно изменилось. Ты же знаешь, что все миллионы лет своей жизни не была никогда никем, кроме Памитар, и значит, ребенок должен быть злым духом, овладевшим тобой. Может, теперь ты превратишься в ребенка.

Она крикнула и бросила в него зеленым фруктом, который грызла, но он ловко схватил его.

Перед тем, как отправиться на отдых, они заключили временный мир. В ту ночь Аргусталу снилось, что он тоже стал маленьким, хрупким и с трудом говорит; его желания были простыми и прямыми, как полет стрелы, и он не знал колебаний на своем пути.

Проснулся он дрожа и весь покрытый потом, поскольку знал, что как во сне, так и наяву был когда-то ребенком, и это мучило его больше, чем болезнь. А когда его мзмученный взгляд устремился наружу, он увидел, что ночь была, как переливающийся шелк, поскольку темно-голубой купол небес испещряли пятна света и тени, и это значило, что Силы играют с Солнцем во время его прохождения сквозь Землю. Аргустал подумал о собственных путешествиях по широкой Земле и о визите к Ор, когда древолюди шептали об известном факторе, вызывающем изменения.

— Они подготовили меня к этому сну, — пробормотал он. Теперь он уже знал, что изменение крылось у самых его истоков; когда-то он был тем хрупким, маленьким существом, называемом ребенком, подобно своей жене, а быть может, и другим. Он снова думал об этом маленьком призраке с худыми ножками и щебечущим голоском, и отвращение к нему заморозило его сердце, отчего он начал издавать пронзительные стоны, утешение которых потребовало у Памитар большей части ночи.

Выходя, он оставил ее грустной и бледной. Он взял с собой камни, которые собрал в путешествии, — и тот, странной формы из оврага в Ор, и остальные, которые нашел раньше. Крепко прижимая их к себе, Аргустал направился через город к своей пространственной конструкции. То, что так давно было главным предметом его забот, сегодня должно было достичь окончательного завершения; однако, поскольку он не мог даже сказать, почему это занятие так его поглощает, сердце Аргустала билось медленно и равнодушно. Что-то вторглось в его душу и свело на нет радость.

Посреди мозаики отдыхал старый нищий, положив голову на глыбу серого известняка, однако Аргустал был в слишком плохом настроении, чтобы его прогонять.

— Когда твоя каменная композиция сложит слова, слова зазвучат из камней, — сказало существо.

— Я пересчитаю тебе кости, старик! — рявкнул Аргустал, однако в душе задумался над тем, что сказало это ничтожество, и над тем, что он сказал накануне, поскольку Аргустал никому, даже Памитар, не говорил о назначении своей конструкции. Ему самому оно стало ясно лишь два путешествия назад — а может, три или четыре? Узор начинался просто как узор — разве не так? — и лишь гораздо позднее мания превратилась в цель.

Требовалось время, чтобы правильно разместить новые камни. Куда бы ни направлялся Аргустал, старик тащился следом, то на двух, а то и на четырех ногах. Собрались еще какие-то личности из города, чтобы поглазеть, однако никто из них не решался переступить границу структуры, и они оставались далеко, как стебли, растущие на грани сознания Аргустала.

Одни камни должны были соприкасаться, другие — лежать отдельно. Он шел, наклонялся и двигался снова, подчиняясь великой схеме, которая, как он уже знал, скрывала в себе универсальный закон. Работа ввела его в экстатический транс, подобный тому, который он испытывал, преодолевая лабиринтную дорогу к племени Ор, но еще большего напряжения.

Чары рассыпались, лишь когда старый нищий, стоя в нескольких шагах от него, заговорил голосом ровным и непохожим на свой обычный монотонный распев.