Фата-моргана

Если что и лечит, то – время, так, вероятно, и было: любое горе притупляется, особенно в наше шебутное время, отдаляется под бременем каждодневных забот. Тем более Галина вовсе не собиралась запереть себя в четырех стенах – ездила с нами на Кавказ, начала кататься на горных лыжах (они и раньше с Львом хотели, да все как-то не получалось, то одно, то другое, и потом Лев, хоть и любил попробовать что-то новенькое, все-таки предпочитал охоту и ралли, еще на байдарках или плотах по какой-нибудь уральской горной реке), в общем, почти все как прежде…

И улыбалась она как раньше, когда Лев был жив, не поддавалась горю (запросто же может вышибить из седла) – такая же красивая и решительная. И все реже можно было услышать от нее: мы с Львом, – как поначалу…

Ну да, другая жизнь.

Что мы, не понимали?

Тем более что была в ней какая-то особенная притягательность, чувственный такой магнетизм, который, вероятно, и Льва когда-то сподвигнул на страсть и чтобы перечеркнуть дружбу, увести Галину у Виктора (ни любимой, ни лучшего друга!). На такое ведь не из-за всякой женщины отважишься (это даже не по горной речке), тем более Лев был хорошим другом, он ведь и сам переживал из-за этой истории (вроде как предательство)…

«Не философствуй!» – так он однажды сказал Галине(та начала хныкать: ну вот, опять, дескать…), когда они во время очередного путешествия застряли на своей старенькой «субару» в какой-то топи: не философствуй! – и она, засучив рукава, по колени в грязи, стала собирать хворост и совать под колеса, а потом толкать машину.

Он и себе в истории с Виктором, вероятно, так приказал, а может, и не приказал – само собой получилось (в подкорке было), потому что никак иначе, и действительно – что толку рассуждать или сетовать?

Магнетизм в Галине чувствовался и тогда, когда Лев был с нами. Бывают такие женщины, от которых исходит. Но при Льве этого словно и не было. Всё, если так можно выразиться, уходило в него, поглощалось им и на нем замыкалось. А теперь цепь была разомкнута, и мы невольно оказывались в поле этих чувственных токов.

Было от чего смутиться. Тем более что она, как обычно, была очень вольна в своем обращении: ей, например, ничего не стоило вдруг закинуть руку тебе на плечо, как бы приобнимая, или положить на него подбородок; шепча, коснуться почти неощутимо, словно дыханием, губами твоего уха или кончиком носа щеки…

Вроде случайные (или какие?) дружеские жесты и касания, однако ж от них – легкая жаркая дрожь по телу. И ты в ответ тоже вроде что-то должен – приобнять ли в свою очередь или припасть плечом к ее плечу, взять за руку (горячая ладонь) или чмокнуть в прохладную нежную щеку – элементарные знаки симпатии… Даже и к прижавшемуся колену отнестись снисходительно, положив на него руку, как на приласкавшегося пса.

Ничего, в общем, особенного, но тут же – как удар током (и боль) – Лев…

Ясно, что к тебе лично все это (нежность) отношения не имеет. Не для тебя и не тебе, а – Льву, которого, увы, нет… Тебе – если не по ошибке, то по причине близости в пространстве. По причине соседства. Дружбы, в конце концов.

Так или не так, но не одна рука, обвившая было прильнувшую Галину за талию, можно предположить, дрогнула и отдернулась, оробев этого внезапного сильного чувства. Но даже и оробев, не могла не ощутить жара, исходящего от ядреного, пульсирующего жизненными соками женского тела.

Собираясь вместе и вспоминая Льва, мы всякий раз приходили к одному и тому же вопросу, которым, собственно, всегда задаешься в таких случаях: почему именно с ним? Только ли потому, что он всегда был на колесах, а значит, и вероятность такого исхода резко возрастала, несмотря на все его водительское мастерство? Или тут все-таки судьба, карма, еще что-то, чего нам просто не дано постичь?

Правда, однако, что он всегда куда-то торопился, всегда ему не хватало времени ни на что (может, предчувствовал), так что даже сидеть спокойно не мог на одном месте, вскакивал то и дело, норовил куда-то умчаться, и Галине приходилось его постоянно осаживать: ну что ты дергаешься, словно тебя блохи кусают?

Было, было в нем какое-то нетерпение – и то сделать, и это, и куда-то съездить, и испытать что-нибудь, необычное, даже и без Галины. Та просто не успевала за ним – не карманный же, притом что и работа у него связана с частыми командировками, иной раз довольно длительными, и спорт он предпочитал экстремальный, и вообще все экстремальное. Так что постоянно быть с ним она, естественно, не могла, а его, случалось, относило в сторону – приходилось смиряться.

Надо сказать, она очень всегда за него волновалась, может, потому, что с ним нередко случались всякие неприятности, в чем он, как правило, был совершенно не виноват. То какая-нибудь пьянь посреди совершенно пустой площади (ни одной машины больше) въедет ему на приличной скорости в зад, то байдарка перевернется среди порогов (а он без спасжилета), и потом довольно долго придется залечивать ушибы, то еще что-нибудь в том же роде – нет, не так безоблачно давалась ему жизнь, несмотря на все его умения и практичность.