«Вишь ты, — умилился Молчун. — Вспомнила, заботится. Хоть и ни к чему мне эта вода».
— Ему набрать не смогу, — отрезал Андрей. — Этому битюгу ведер десять надо. Да и ни к чему ему пока вода: я же тебе говорил, его запасы в горбах.
«Вот мерзавец! — вскипел Молчун. — Специалист выискался по верблюдам. А то, что я верблюд особенный, ему невдомек. Может, как раз меня надо трижды в день поить!»
— Андрюша, миленький, ну хотя бы немножко, — стала канючить Катя. — Ведь ему же обидно…
— Этого Азиза я начинаю понимать, — проворчал Андрей, но вновь припал к источнику. Катя стала по горсточке носить воду «верблюду» и тому ничего не оставалось делать, как эту ненужную воду пить. Впрочем, горсти на пятой Молчун мотнул головой и отошел в сторону.
— Правда не хочет! — обрадовалась Катя. — Кончились твои мучения, мой Квазимодо.
— Вот уже и Квазимодо, — хохотнул Андрей. — Давно ль еще Ромео был?
— И снова скоро будешь, — припала к нему Катенька. — Не пройдет и часа, как над нами раскинется звездный полог, взойдет сияющая луна, и мы забудем обо всем, кроме любви…
И вдруг добавила более прозаически: — Но пока неплохо бы чем-то перекусить. Ты такой умный, воду нам добыл, может, и рыб с крабами добудешь? А я бы их напекла-нажарила…
«Действительно, товарищ умелец, — заинтересовался Молчун, — давай, напрягись! Я бы, конечно, мог вас морепродуктами завалить, но погожу».
Только Андрей и тут не сплоховал: походил-походил по берегу и по воде вдоль берега, поотваливал камни и принес-таки несколько крабов. Потом снял рубашку и, заводя ее пузырем за валуны, поймал две рыбки.
— Хватит, Андрюша, — крикнула Катя, уже соорудившая костерок из скудного хвороста и пристукнувшая крабов. — Тащи сюда, я сделаю опалишку!
— А что, верблюда рыбой кормить не будем? — не удержался от колкости Андрей.
«Н-ну, погоди! — осатанел Молчун. — Вот приму я человеческий облик и так тебя отделаю!»
— Иди сюда, глупый, и сооружай спальное место, — улыбнулась Катя. — А то солнце через двадцать минут уйдет за горизонт и наступит тьма кромешная.
«Куда б мне деваться, пока они любовью этой будут заниматься, — затосковал Молчун. — Ведь доймут опять…»
«А ты разделись на верблюда и верблюдицу, — съерничала из неведомой дали „чайка“ — глядишь, тоже скоротаешь ночку в радостях любви».
«Отстань, паршивка! — взъярился Большой Молчун. — В саранчу превращу!»
Беглецов настигли наутро. В этот раз не было ни черных коней, ни бурнусов, а была современная яхта и мощная оптика. Яхта шла вдоль берега в сторону Омана со скоростью десять узлов в час и скрыться от ее окуляров было практически невозможно. Молчун преследователей откровенно прошляпил, потому что не сообразил создать вторую «чайку» для обозрения тыла. Андрей и Катя как раз заканчивала завтракать (мужчина вновь проявил завидную ловкость в рыбалке), когда их окликнули с моря в мегафон. Они кинулись было к отвесному обрыву, потом в воду, но от яхты уже мчался катер с вооруженными людьми. Сначала Молчун хотел вмешаться и устроить нападавшим большой тарарам, но вовремя спохватился: уши, инопланетные уши! А потом понял и выгоду складывающейся ситуации: вряд ли Катю и Андрея казнят немедленно, это должно быть сделано по мусульманским законам публично — в назидание потенциальным прелюбодеям. Значит, их транспортируют в Аден, где произошло преступление или даже в столицу (как бишь ее, Сана что ли?) пред светлые очи президента или все-таки короля? Вот там я и вмешаюсь — если лже-резидента в Йемене нет. Если же это именно он… то, простите ребята, я ведь на задании.
Так что «верблюд» остался лежать на берегу. Но тут Андрей и Катя, поглядев друг на друга отчаянными глазами, испустили прощальные крики и дружно нырнули, открыв воде доступ в легкие. С катера нырнули следом, ухватили уже вялые тела, вытащили и, оценив ситуацию, стали удалять из легких воду, делать искусственное дыхание и массаж сердца. Откачали…
Молчун лежал, вытаращив глаза и не дыша, потрясенный попыткой двойного самоубийства. И перевел дух лишь заметив признаки жизни у спасенных. «Какое счастье, какое счастье…» — тупо повторял он, глядя, как его подопечных перегружают на яхту и уносят во внутренние помещения, как яхта разворачивается и уходит к мысу, потом за мыс… О нем же никто и не вспомнил.
Яхта шла к Адену уже вторые сутки. Невысокий, полноватый Азиз, безостановочно мотавшийся по палубе, встрепенулся, завидев выходящего из санузла доктора.
— Так что, хабиб, я могу, наконец, поговорить с женой?
— Теперь можешь, она в состоянии разговаривать. Но стоит ли, Азиз? Ведь ее участь предрешена?
— Стоит или нет, позволь мне решать. Я должен посмотреть в ее лживые, змеиные глаза!
С этими словами обманутый муж вошел в санузел — не заметив, что в притвор двери успел юркнуть и корабельный кот, тотчас скрывшийся под койкой, на которой лежала почти неузнаваемая Катенька.