Фатальный Фатали

Джафар-Джеваншир того и ждал, что Алибек, узнав о судьбе своей любимой Назлы, подаренной сыну ширванского хана, объявится: в карабахских лесах он расставил сыщиков из таких же, как Алибек, голодранцев, одурманенных именем карабахского хана, и те непременно поймают разбойника, - за одну только весть тому, кто прискачет с нею, обещана золотая десятка.

НОВАЯ БОЛЬ

- А, Фазил-хан Шейда! Рад тебя видеть.

- Гарью у вас пахнет, Тубу-ханум, у вас ничего не горит?

- Это у Фатали спросите. Повадился жечь бумагу. Ночью не спит, а днем, когда рассветет, жжет и жжет.

- Ты уже давно ничего не пишешь, Фатали.

- Об Алибеке писать? и его возлюбленной Назлы?

- Алибек? Этот разбойник, ограбивший казну?! А я, по правде говоря, ждал, что ты расскажешь о недавней поездке в мои родные края с генералом Шиллингом. Новый шах, почти юноша, сколько же ему лет, Насреддин-шаху? Семнадцать? Да, очередной из династии Каджаров, сын Мухаммед-шаха, внук Аббас-Мирзы, так и не дождался трона, шутка ли, твой тезка Фатали-шах царствовал сорок лет! - Но никому из них не ведомо, что Насреддин-шах просидит на троне почти пятьдесят лет!! - Сейчас, кстати, модны путевые впечатления, вот бы и ты рассказал.

Да, можно вспомнить, как ездил. И встречи с сестрами. И выхлопотал им пенсию, шахская казна не оскудеет! А Шиллинг, что ни увидит, - с расспросами к Фатали, замучил! И отчего турки - люди тьмы, а персы - люди света (??!). И имя свое откуда грузины получили (!). Фатали делился слышанным (или читанным), что-де еще при Помпее является название Грузия, означало тогда название земледельца, а может, от реки Кура, Курги, Гурга, Кургистан.

И об "Аллаверды", что значит? Слово тюркское, но тюрки не пьют! И отчего святитель, крестив язычников-грузин и подав князю рог с вином, сказал ему: "Аллахверди" - "Бог подал"?! И народ закричал: "Якши йол!" "Да будет добрым путь!" И даже монастырь, учрежденный в память сего, получил название "Аллахверди", - поди ответь! Будто Шиллинг - географ, а не генерал! И об Арарате, названном персами Куги-Нух, то есть Гора Ноя. Ну да, генерал Шиллинг слышал, мол, первое, что увидел Ной после сорока дней потопа, были Кавказские горы, именно за Эльбрус зацепился его ковчег и расколол надвое, как это видно и теперь, а отплыв, пристал к вершине Арарата. И о том слышал, что значит Эривань, - когда Ной после потопа увидел с Арарата землю, то закричал (по-армянски?): "Эривань!", "Она видна", то есть "Видимый". И о Нахичевани, очень остался доволен объяснением Фатали: "Место, куда вышел, ступив ногой, Ной", "Нойчыхан" (а это уже по-тюркски). "Так что же, - удивился Шиллинг, - Ной знал и тюркский, и армянский?! Да-с, загадка!" - Я лучше о Шамиле напишу. Его агонии.

- Дался тебе мятежник! Говорят, народ устал от возгласов: "Велик аллах! Магомед - его первый пророк, а Шамиль - второй!" Кстати, а правда, что он положил конец вражде между суннитами и шиитами? Не верится мне! Так что оставь его!

- О пожарах может быть?! Как горел Зимний? Или о Воронцове? Его победах? Это ты прекрасно пишешь оды!

- Но я восхвалял государя императора. Почему бы ему, Тубу-ханум, не последовать моему опыту? И не написать о славном победном царском оружии, о том, как царь наводит порядок в мятежной Азии и обуздывает распустившийся Запад?

- Сколько он еще продержится?

- Запад?

- Шамиль!

- Схватят и повесят. Так кончали все бунтовщики.

А Фатали недавно переводил. И за каждой фразой - государь. Круглые, как свинцовые пули, глаза: "Ну-с!" Темно кругом. Ни проблеска. Густая-густая темень - бери и разрезай ее на куски.

Как же: поймают и повесят! Были виселицы, но для других! В одной из комнат калужского особняка, имения графа Барятинского, пленившего в Гунибе Шамиля, - фотография: четверо сыновей Шамиля в бараньих папахах, в чухе с газырями, с кинжалами на поясе; у одного длинная борода и худое лицо, он насмешливо смотрит (Гази-Магомед?), у другого чисто выбритое лицо, во взгляде угроза, кажется, Наджибат, третий - у него только-только борода пробивается. Магомед-Ша-фи? взгляд недоверчивый и коварный, а четвертый еще дитя. А как бы гляделся Джамалэддин, отданный в тридцать девятом в аманаты; царский офицер, обмененный на семейства грузинских князей, захваченных в пятьдесят четвертом, - умрет в родном краю, ставшем чуждым, не вынеся разлуки с чужбиной, ставшей родной. В ту же минуту, когда Шамиль сдался, на плечи ему накинули дорогую шубу на меху американского медведя, а старшей жене подарили пару часов, украшенных бриллиантами; а даже женам сыновей бриллиантовые брошки. И Барятинскому - Голубая лента, орден Нашего Святого Апостола Андрея Первозванного, редчайший! с мечами! и чин генерал-фельдмаршала (а прежде, за четыре месяца до, - Владимира первой степени, тоже с мечами над орденом); а ведь молод-то как, почти ровесник Фатали, - и ему, конечно, кое-что досталось: вся канцелярия была отмечена, такая радость, слова Шамиля из уст в уста: "Надоело воевать. Опротивеет и мед, если его есть каждый день".