Фатальный Фатали

И здесь Фатали ввернул такое, что иной и за месяц не придумает, ведь уже накоплен богатый чиновничий опыт, "ибо там, где он сам жаловал по своей ханской власти таковые владения в потомство, за которым оставляет их и наше правительство, и тогда еще, как со стороны его были оказаны весьма важные услуги, было бы несправедливо и весьма неприлично достоинствам нашего правительства и великодушного монарха".

Почти год длилась эта переписка. И Фатали делился с Хасаем своими заботами, хвалил Ханкызы: и умна, и красива (брови срослись у переносицы), и стройна; а Хасай ни слова: разговор о сватовстве заглох со смертью Мехти-Кули-хана, но снова возобновится: семье нужна надежная опора.

Фатали пишет - начальство заставляет переделывать, снова пишет - снова возвращают. "Я бы полагал назначить", - предлагает Фатали, и далее следуют его доводы, но сколько инстанций! Он - начальнику, начальник - наместнику, тот с отношением и особым докладом - в Кавказский комитет; секретарь, члены, управделами, председатель, мнение двух министерств финансов и государственных имуществ, а затем журнал Комитета попадает в канцелярию е. в., чтоб г. и. высочайше соизволили, повелели, когда вздумается взглянуть в этот журнал, написать собственноручно: "Исполнить".

Все-все было учтено: и если дочь умрет до выхода замуж, и если она умрет в замужестве, но бездетно; или же выйдет замуж и уедет насовсем за границу; "в таком случае имение оставить в пожизненном только пользовании матери ее, ежели она будет оставаться в живых".

И нашли ей мужа! Сколько разговоров!...

Как же Фатали соединить, не укладывается в сознании: Уцмиев - муж Ханкызы (а они мечтали создать масонскую - о наивные! - ложу!). Ну, да Уцмиев - из ханского рода; правда, кумык, житель низины, не то что мы и наши карабахские горы, но все же князь.

"А рост, а рост! Боже, какому карлику (а Уцмиев статен!) отдаем наше сокровище, цвет нации, надежду Карабахского ханства, - сокрушалась карабахская знать, для которой все другие - холмики и низинная тварь. Белобрыс, голубоглаз (дальтоники?? каштановые волосы и карие глаза!), сухонький какой-то (??), и часто молчит. Ибо стоит ему заговорить, как кто-то шепотом, но на весь меджлис поэтов, которые собираются у Натеван-Ханкызы: "Ну вот, опять начал коверкать нашу чистую тюркскую речь! Слушай, а когда ты научишься говорить без кумыкского акцента?!"

И у Фатали ревность к князю, увы, несчастлив их брак (постаралась все та же знать: сплетни! козни!), а у князя - ревность к Сеиду Гусейну, любимцу меджлиса поэтов, бесцеремонному, а красив чертовски, баловень судьбы, покорит-таки Натеван, и в наказание аллах отнимет у нее первенца Мир-Аббаса, хоть и рожден от сеида, святого, ведущего свой род, но кто вычертит? от пророка Мухаммеда.

- О боже, как он кумыкским своим акцентом коверкает нашу речь! сокрушается Сеид Гусейн, и гости меджлиса поэтов согласно кивают головой.

Уцмиев служит царю, он в свите наместника и почти Живет в Тифлисе, и идут к нему туда анонимные вести, порочащие Натеван, - очень, мол, вольна, но Натеван ни за что не распустит меджлис поэтов, без стихов ей-смерть, а он, Сеид Гусейн, понимает ее, как никто другой.

И у Фатали к Сеиду ревность, будто сговорились с Хасаем.

Но это не скоро, суждены Хасаю с Натеван счастливые дни: и рождение сына, названного в Честь деда Мехти-Кули, много лет не было детей, и зачастили в Баку, уступая настояниям тещи,- святилище в Биби-Эйбате помогает от бесплодия; и родила Натеван: сначала сына, а потом и дочь; и встречи со знатными людьми,- упомянет о славной семье в своих путевых записках Александр Дюма, восхитившись безукоризненным словоударением французской речи Хасая, который говорил как "истый парижанин", и о сыне Хасая: мальчик при встрече с неведомым гостем на всякий случай и по инстинкту держался за рукоятку своего кинжала, унаследует талант матери и станет поэтом Вефа, как, впрочем, и сын от Сеида - Мир-Гасан тоже пойдет по стопам матери.

Юная Натеван погостит с матерью у Фатали и уедет в тревоге, а Фатали еще долго будет ходить, рассеянный, по набережной Куры, будто потерял что-то нужное и не может найти, не слыша и не видя Тубу, хотя, казалось бы. без нее он не мыслит жизни, настолько в ней знакомо ему все-все, да и Натеван - чужой мир, чужая судьба.

Ходит по набережной Куры, и вертится в голове стих Натеван, еще не отделанный, лишь бейт, и ему обрастать с годами новыми бейтами, ибо впереди большая и долгая жизнь, и замужество, и размолвка, и страдание, и потери, нет еще ни мужа - князя Хасая, ни поэта Сеида, ни меджлиса поэтов, ничего еще нет.

"И этот мир, кому такой он нужен?"

Только колодец, заполненный тяжелыми камнями, замуровано зеркало, но не разбито, усмехается холодным отражением на дне, и много лиц, эта знать, эти козни.

ЧЕРТОВА ДЮЖИНА

А в Карабахе неспокойно: шуншнский уездный начальник князь Тархан Моуравов пишет срочную депешу шемахинскому военному губернатору барону Врангелю, а тот - наместнику Кавказа князю Воронцову: только что ограблена, вторично! казна.