Однажды Синохара провел для Татено экскурсию по своим владениям. В одной из комнат было устроено что-то вроде теплицы, сделанной из широких стеклянных панелей. Теплица служила для разведения ядовитых лягушек-древолазов. Тут их было до кучи — от маленьких, что могли поместиться на кончике пальца, до огромных, размером с кулак. Все удивительно красивы — отсвечивали металлическим блеском, словно корпуса «феррари» и «ламборгини». Синохара пояснил, что в неволе эти лягушки теряют свой яд, однако у себя на родине, в лесах Центральной и Южной Америки, они куда более смертоносны, чем королевская кобра.
— Обычно от них мало шума, — сказал Синохара, — но в брачный период, когда они начинают петь одновременно, это что-то волшебное. Напоминает звон хрустальных колокольчиков.
В другой комнате содержались тараканы. Вырастая, они становились такими длинными и толстыми, что по размерам их можно было сравнить с рукой младенца. Одного взгляда на этих монстров с члененным брюшком, словно разделенным на секции, было достаточно, чтобы вызвать у Татено приступ тошноты. Вид назывался мадагаскарский гигант; крыльев у них не было, и они умели шипеть. Синохара сказал, что такие тараканы стоят приличных денег, а покупают их в качестве корма для араван или других крупных тропических рыб. Но больше всего Татено впечатлили сороконожки. Он таких и не видел ни разу в жизни. Одну, темно-красного цвета, даже с виду очень ядовитую, Синохара представил, как «злобную маленькую присоску». Он объяснил, что, этот вид многоножек, живущих на Гаити, способен прыгать высоко вверх, атакуя все, что шевелится. Потом Татено увидел мокрицу: в свернутом положении эта зараза напоминала теннисный мяч. Раскрываясь, она высовывала наружу панцирные членики темно-коричневого цвета, напоминающие шипы. Татено чуть не задохнулся от отвращения, увидев, как они двигаются, причем каждый щетинился тоненькими подвижными волосками. Синохара же, как ни в чем не бывало, посадил тварь себе на руку и стал нежно шептать ей, словно сюсюкался с новорожденным младенцем:
— Дай-ка мне посмотреть, как ты умеешь сворачиваться в мячик… Славный мальчик! А теперь давай вы-ы-ытянемся…
Татено почувствовал, как каждый волосок на его теле становится дыбом. С тех пор он дал себе зарок никогда больше не переступать порога комнат Синохары.
Жилые комнаты располагались на третьем этаже, и Татено нужно было преодолеть несколько маршей, чтобы выйти наружу. В здании был грузовой лифт, но теперь он не работал. Между вторым и первым этажами Татено столкнулся с Ямадой и Мори, которые возвращались из магазина с пакетами.
— Эй!
Ямада ухмыльнулся, а Мори вообще не издал ни звука, только пялился на чехол с бумерангами. На плечах у обоих были выбиты татуировки, изображавшие, соответственно, Микки и Минни Маусов. Ямада родился в Токио. Когда ему исполнилось двенадцать, его отец потерял работу и перевез семью в отдаленную деревню в регион Тохоку, что на северо-востоке острова Хонсю. Отец давно мечтал стать фермером. Они арендовали крытую соломой ферму в трех километрах от автобусной остановки. До ближайших соседей было еще больше — около четырех километров. До школы — пять, а до магазина — восемь. Отец укрепил на стене свиток, на котором собственноручно вывел: «В знак признания бедности» — и начал работать в поле. Он объявил, что теперь им всем придется жить на тысячу иен в день. Поскольку в тот год инфляция устремилась вверх, чтобы не выйти за рамки предписанного отцом бюджета, семья питалась кукурузными и пшеничными клецками. Рис был не по карману.
Раз в три дня на столе появлялась сушеная рыба или рыбная колбаса; раз в пять дней отец позволял себе стаканчик местного сакэ. Он мечтал сделаться фермером, но не имел никакого понятия о сельском хозяйстве: томаты и огурцы сожрали насекомые, засеянные семена таро выклевала стая ворон. В доме не было никакого отопления, кроме печи на кухне, и зимой было так холодно, что спать приходилось всем вместе, сбившись в кучу и стуча зубами.
Холод и голод лишили тяги к жизни. Они перестали следить за собой, перестали мыться; кухня и задний двор превратились в помойку; выгребная яма грозила излить содержимое наружу. Плохое питание и антисанитария привели к тому, что кожа Ямады покрылась нарывами. Даже малейшая ранка немедленно воспалялась и никак не хотела заживать. Приглядевшись к Ямаде, можно было заметить, что у него приятные черты, хотя он немного напоминал кролика, но из-за нарывов, покрывавших все тело, из-за дешевой, грязной и вонючей одежды, что он носил, в школе над ним издевались.