Father’s Dance, или Ивана ищет отца

– Минуточку, я не закончил. Суть моего ходатайства в другом. Ваша честь, перед вами трое взрослых, состоявшихся людей, которые еще три месяца назад пользовались огромным уважением в городе и в своих семьях. Обращение в суд гражданки Малышкиной и последовавшая за этим публикация в газете буквально сломали их карьеру и разрушили жизнь. Доктор Царицын лишился всех пациентов – теперь, как вы понимаете, к нему, как к гинекологу, не обращается ни одна женщина. Олег Карпатый лишился звания депутата городской Думы. А у полковника Сорокина распалась семья. Таким образом, ваша честь, они уже понесли наказание, и даже если бы вы действительно «отпустили их с миром», как выразилась тут истица, они свое клеймо и свой крест будут нести теперь всю жизнь…

– Так в чем ваше ходатайство? – спросил судья.

– Очень простое: по просьбе истицы закрыть дело.

Но молодой прокурор вновь вскочил:

– Ни в коем случае! Прокуратура протестует! Ваша честь, адвокат обвиняемых выставил тут своих клиентов этакими пострадавшими овечками – семья распалась, звания лишились, пациенток лишились! Но вы-то прекрасно знаете, что все эти три месяца весь город был расколот надвое, причем большая половина, да что там половина! – восемьдесят процентов почему-то кошмарили именно истицу, именно пострадавшую! Я не знаю почему, я не знаю, что у нас за люди, но именно за то, что она назвала насильников и подала на них в суд, – именно за это ее же публично кошмарили и угрожали побоями, а дочь ее действительно избили. И потому – несмотря на христианское смирение и всепрощение гражданки Малышкиной – я от имени прокуратуры настаиваю на судебном разбирательстве по существу.

Судья деревянным молотком стукнул по столу:

– Суд удаляется на совещание.

И ушел, а следом за ним вышли молодой прокурор и стенографистка.