Утес Хилл создан природой, считается, что однажды здесь сошлись все стихии и образовали место концентрации силы. Глициния как символ земли, сильнейший ветер как символ воздуха, Мойра — вода, а в изголовье ритуального камня, от природы созданного в форме ложа, горит негасимый огонь. Сила здесь и впрямь зашкаливала, даже меня, лишенную магии, потряхивало. Хотя, не берусь сказать, возможно это от позы, страха и холода.
— Грег, это не смешно, сними меня!
— Райс, то, что я планирую сделать — опасно! — парень выпрямился и подошел к мощному стволу пятнадцати метрового дерева. Оно с каждым годом становится все выше и выше, и этот печальный факт меня совсем не радует с позиции момента. — Я хочу обуздать стихии.
— Чего?
Я даже на миг забыла о себе.
— Вниз башкой я, а кровь ударила тебе? Хочешь стать архимагом? Не рановато-ли?
Он жестко усмехнулся и подошел к краю обрыва.
— И ты туда же? Я думал, хоть ты не такая, Райс!
— Какую стихию ты решил обуздать? Ты не способен справиться с собственными эмоциями!
— Все! — глаза Сатхейна ненормально блеснули. — Я дерзну обуздать все стихии разом! Начну с воздуха.
— Так бы сразу и сказал, что решил красиво уйти из жизни. Честное слово, я бы тебе за бесплатно помогла, зачем понадобилось шоу? Тут ведь даже зрителей нет!
Грегори сплюнул и вернулся к камню, решив не продолжать разговор. А я лихорадочно соображала.
Если Грегори начнет обуздывать стихию, то умрет. Будем же откровенны, немногие сильные маги способны подчинить чистую магию. Большинство погибает, и эта смерть, несомненно почетная, надежно защищает мир от появления бессчетного количества архимагов, владеющих огромной силой.
И вот выискался красавчик, рискнувший подчинить все четыре стихии разом. В мире можно по пальцам сосчитать покоривших две стихии. Три не покорил никто, а уж четыре и подавно. Когда все начнется, в меня полетят заклинания красного уровня. Даже первого хватит, чтобы я надежно вырубилась. Учитывая, что я болтаюсь вниз головой, бесславная кончина мне обеспечена.
А умирать не хочется. Вообще никак!
Ужас охватил внезапно. Его ледяные лапы пощекотали пятки, рассыпали холодные мурашки по лодыжкам, схватили колени, скользнули по животу и свились терновыми прутьями в груди. Знакомое жжение оказалось вообще некстати, только вспышки дара не хватало. Я пыталась его усмирить, но безуспешно. Жжение усиливалось, мне стало трудно дышать, я закашлялась и в какое-то мгновение все заволокло черным туманом. Угольная вспышка, и я в свободном полете.
— Грег!!! — завизжала, понимая, что стремительно падаю.
— Райс!!! — голос Сатхейна, возможно, вообще послышался.
В ушах свистел ветер, рев Мойры приближался, перед глазами проносилась жизнь, а потом сокрушительный удар и темнота.
Второе пробуждение было еще хуже первого: у меня раскалывалась голова. Она так раскалывалась, что было больно открыть глаза. Я застонала, но не смогла пошевелиться. Грегори поднес к моим губам флакон и приказал:
— Пей.
Губ коснулось холодное стекло, а я… доверчиво раскрыла рот и выпила что-то горькое и противное.
— Что это было, Райс?
Тяжело разлепила веки, пытаясь сфокусировать взгляд на Грегори. Он привязал меня к дереву, а сам сидел на корточках рядом и с волнением вглядывался в мое лицо.
Горько усмехнулась, ощущая боль в груди.
— Привязал, чтоб не уползла? Ну ты и мудак…
— Я испугался за тебя! — он поднял мое лицо за подбородок и бережно отвел с моего лба прядь. — Как ты выпуталась из веревок?
— А ты как меня спас?
— Я не последний маг, и сетью ветра владею виртуозно. Успел подхватить в последний момент, но мягко взять не получилось, — он погладил мою щеку и прикосновение отозвалось неприятным жжением. — Ты не должна была пострадать.
— Как ты себе это представлял?
От зелья стало легче. Похоже на сбор номер три, для экстренного восстановления организма на поле боя. Будет хорошенький откат, но часов через пять.
— Обуздать стихию нелегко, Грегори. Зачем тебе это? Ну правда, зачем?
Он тяжело опустился на землю рядом со мной и прислонился спиной к шершавому стволу. Откупорил бутылку, сделал крупный глоток, протянул мне.
— Нет, спасибо.
— Страшная, у тебя бывало, что ты стоишь на перепутье и не знаешь, какое решение принять? — он с болью посмотрел перед собой.
Солнце уже почти скрылось за горизонтом, и черный атлас неба с одной стороны серебрился звездами, а с другой еще алел. Невероятное зрелище, особенно с такой высоты и над рекой, впитывающей медово-карие лучи позднего заката.
— Я ведь не всегда был гадом. Ну, точнее, как тебе сказать? Мой отец, — он усмехнулся и потер лицо ладонью, — этот уродский ублюдок ни во что меня не ставит. У него был, есть и будет один-единственный сын — Антуан Сатхейн, а все остальное — от льеха. Что бы я ни делал, как бы ни пытался добиться родительского внимания — без толку. Пустота. Я стоял на перепутье… — он сделал еще один глоток и поджал губы, глядя в пустоту перед собой.
— Сколько тебе было?
Блин, Фацелия, нашла, что спросить!
По мне мазнули рассеянным взглядом и Грег сделал еще один крупный глоток. Кажется, покорение стихий отменяется.