Сопоставление фацетии Бебеля с ранней шванковой литературой, с «Попом из Каленберга», с Гуго Тримбергским, «Фацетиями» Поджо, Тюнгера, конечно правомерно. Можно сравнивать их и с книгами «Margarita facetiarum» и «Mensa philosophica», которые вышли почти тогда же, в 1508 г. Но фацетии Бебеля по существу своему не подражательны. Они самым тесным образом связаны с немецким и даже уже — с швабским фольклором. Настоящим источником большей части фацетии Бебеля была немецкая деревня. Влияние Поджо сказалось в необходимом внимании к форме, к стилистическим возможностям латинского языка. В книге Бебеля видно то взаимодействие двух языков — латинского и национального, которое вообще чрезвычайно характерно для литературы эпохи Возрождения. Взаимодействие это сказывалось не только в том, что Бебель — ревностный поборник Цицероновской латыни — допускал некоторые существенные отклонения от классического языка или употреблял слова, которых не было в классической латыни (у Ёебеля они относятся не только к церковной сфере, но нужны ему также для описания немецкого быта). Гуманистическая латынь была в большой степени подражательной, а содержание фацетий Бебеля народно. Во времена Бебеля латынь уже давно перестала быть живым народным разговорным языком, а на языке, с которым связано представление об его ученом, книжном, официальном назначении, очень трудно было рассказывать чисто народные немецкие анекдоты. Поэтому в языке Бебеля встречались и отдельные германизмы, и целые выражения на немецком языке, которые писатель тут же потом объяснял по-латыни. Латынь нужна была ему и из просветительских соображений: Бебелю очень важно было познакомить всю культурную Европу с немецкой жизнью, немецким народным творчеством. В своих письмах-посвящениях он, защищаясь от всяких нападок на содержание своих фацетий, говорил, что пишет исключительно из желания показать неприкрашенную действительность. Здесь же он оправдывался и в том, что некоторые его фацетий непристойны, ссылался на античных авторов, даже на Библию, говорил, что до него описывались куда более непристойные вещи, что он-де не непристоен, а всего лишь правдив. Разумеется, не все непристойности в фацетиях Бебеля можно отнести за счет его правдивости, но ведь и в античности, и в Средние века, и в эпоху Возрождения к непристойности относились не так, как сейчас, да и в разное время в разных кругах общества разное считается непристойным.
Около ста фацетий Бебеля посвящены обличению недостатков и пороков священников и римской церкви. Во многих из них не юмор, а прямая сатира. Еще до. фацетий и до сборника пословиц, в 1502 г., Бебель написал свою сатиру на духовенство — поэму в гекзаметрах «Триумф Венеры»[302]
. Как у Эразма Роттердамского в «Похвале глупости» всем правила глупость, так у Бебеля над всеми стояла Венера. Толпами проходили перед богиней люди — молодые и старые, разных сословий и профессий, чтобы доказать ей свою преданность. Впереди всех шествовало духовенство во главе с папой, за ними миряне во главе с королем. Все старались поклониться богине, оказаться первыми в ее свите, но никто не мог оттеснить от Венеры самых близких ее приверженцев — нищенствующих монахов. Пыталась было выставить против Венеры своих последователей Добродетель, но и у нее ничего не получилось, потому что вокруг нее собрались лишь немногие4, да и они при первом столкновении с Венерой отступили от Добродетели. В художественном отношении «Триумф Венеры» была слабая вещь, но и здесь сатира направлялась главным образом на католический клир.Поджо в своих анекдотах о попах, епископах, монахах рассказывал отдельные более или менее забавные историйки. Бебель же, как правило, конкретно указывал, где и с кем произошло то или иное событие, сообщал, от кого он узнал о случившемся. Иногда же, наоборот, он рассказывал только о самом факте, ничего не уточняя, и этим подчеркивал типичность, повторяемость описываемых им событий.