Фатум

— Рестораны, хавка, хавка, — опять подумал Леонид Васильевич, а вслух сказал. — Да уж, засиделся чего-то, — он еще находился на вымышленном больничном, и его выход на работу действительно был не определен по времени. — Солнце, — улыбнулся он в ответ жене. — Ну, ты же знаешь, что границы для нас закрыты. Ну, куда мы?

— Недалеко… — поджав губы, ответила Лиза. — Хоть к нам.

— К нам? — приподняв брови, действительно удивился Леонид Васильевич. Жена быстро закивала в ответ. — Ты серьезно?

— Заячке так хочется на море, что можно и к нам, — она вытянула вперед губы, изображая уточку, но получилась свинка.

— И куда же к нам? хочет моя Заячка?

— Ялта.

— К нам?! — засмеялся Леонид Васильевич. — А недавно еще была бы заграница.

— Но сейчас же нет.

— К нам! — еще раз повторил Леонид Васильевич. Прикинул по датам, что и в самом деле есть возможность на несколько дней сменить вид из окна и, соглашаясь с женой, ответил. — Ну, давай к нам. Раз уж это теперь наше.

Девушка всем телом подалась вперед, так что кровать затрещала от неожиданной нагрузки и повисла у мужа на шее.

— Заячка очень-очень сильно любит своего Заю. Очень-очень, — затем она заставила Леонида Васильевича откинуться на кровать, а сама соскользнула, точнее, перекатилась вниз. — И Заячка сейчас сделает своему Зае очень-очень приятно.

Это было и в самом деле очень приятно, хотя бы потому, что в таком положении Леонид Васильевич видел лишь голову своей супруги, и то только ее ритмично двигающийся затылок. Он раскинул руки на кровати и, закрыв глаза, отдался всем своим сознанием чувству тепла, влажно ласкающему его внизу живота. А о предстоящей поездке в Крым решил не думать вовсе. Его Заячка скорее всего уже все продумала и решила, да и чемоданы уже наверное собрала, так что ему остается лишь наслаждаться происходящим, самому ничего при этом не делая.

33. Егор

Серый матовый небосклон неподвижно висел над головой. Егор даже не хотел поворачиваться на бок. Что он мог там увидеть? Бескрайний горизонт, соединяющий две пустоши сверху и снизу в далекую тонкую линию. Нет, Егор и так чувствовал себя достаточно плохо, чтобы вновь блуждать по серому однообразию.

На небе виднелись какие-то линии и узоры.

«Странно». Подумал парень. «Этого в прошлый раз не было».

И тут он что-то услышал. Звук, казалось, полностью совпадал с биением его сердца. На каждый удар, откликом раздавался тихий писк. Егор хотел было повернуть голову, чтобы посмотреть, что же там пищит, но сделать ему это не удалось, что-то мешало, тянуло от лица в сторону. Егор поднял руку, поднес ее к лицу и удивился еще больше. На пальцах были зажаты какие-то датчики. А от локтевого сгиба тянулась прозрачная трубочка капельницы. Неожиданно чувства парня обострились, и он понял, что голову он не смог повернуть из-за того, что к его носу и рту тоже было что-то прикреплено. Причем не просто к коже, а засунуто ему в носоглотки и даже дальше.

Егору стало не по себе. Он закружил глазами вокруг, и понял, что находится не в коричневой пустоши. Он лежал на кушетке в больничной палате. Голова у него кружилась, а дикая слабость, навалившаяся вдруг не пойми откуда, мешала сделать еще что-либо кроме одного движения рукой. Раздался хлопок двери и в палату кто-то вошел.

— Доктор! Он наконец-то очнулся! — звонкий женский голос был Егору не знаком, но отчего-то парень был очень рад его слышать, как будто бы он не слышал человеческую речь уже целую вечность.

— Да. Вижу, — отозвался тихий сухой голос. — Родителям сообщите. И тем тоже.

«Родителям?»

Сердце у Егора подскочило к горлу и спокойно вернулось в прежнее состояние. Парень расслабился.

«Родители. Это мама и папа. Значит с ними все в порядке».

Эта светлая, радостная мысль отняла у парня последние силы, и Егор закрыл глаза, засыпая обычным крепким сном.

Когда он очнулся в следующий раз, то мама была уже рядом с ним. Она сидела на стуле у его кровати, а за ее спиной стоял отец. По лицу мамы катились слезы, но она улыбалась. Отец тоже улыбался, но слезы, не срываясь, набрякли у него в глазах, удерживаясь там неведомо какими силами, как будто бы, то были и не слезы вовсе, а очень толстые линзы.

— Сынок! — мама Егора не содержалась и, рыдая, бросилась обнимать открывшего глаза парня. — Сынок!

Она целовала лицо Егора, заливая его своими слезами, которые тут же смешались с его собственными, в одночасье хлынувшими из глаз.

— Мама! — он крепко обнял маму, сам во всю рыдая. Он был безмерно счастлив, что с ней все в порядке, что этот охранник их, Миша, он видимо что-то напутал, когда звонил ему. Мама же вот перед ним живая и невредимая.

Отец, стоявший за мамой, обошел кровать, на которой лежал Егор, и присев на корточки крепко стиснул его руку. Он опустил голову, и Егор видел по содроганию плеч, что слезы у отца все же прорвали плотину его стойкости.

Когда первая волна радости прошла. Родители все же оторвались от Егора, расспрашивая, как он себя чувствует, и, рассказывая все последние новости. И новостей оказалось много.