Весь ярус трясло. Стены и потолок ходили ходуном, а пол ожил. Взбитый невероятной вибрацией песок, завился по полу, то образуя, то размыкая создаваемые им фигуры и волны. Ветер усилился, и трепещущие под его напором огоньки факелов начали гаснуть. Один за другим. Факелы тухли, оставляя людей в кромешной темноте. Гул и тряска не прекращались. Анна пронзительно завизжала, что-то замычал Моня. Бес, стоя на четвереньках, пытался не упасть в пляшущий песок. Включить фонари в сложившейся ситуации не догадался, да и не смог бы никто. Грохот, ветер, темнота. И вдруг тишина. Все так же резко прекратилось, как и началось. А затем. Когда круги перед глазами исчезли, компания увидела свой выход.
Коридор замер в темноте, но темноте не полной. Леонид Васильевич уже видел подобное. Стены и потолок туннеля светились. Но теперь это были не звезды и планеты. Это были линии, завихрения, волны, ураганы и бури. Все двигалось. Дышало и жило.
— Вы это тоже видите? — дрожащим голосом спросила Анна.
— Мы это должны были увидеть, — ответил полковник. — Это наш выход.
Из глубины коридора по стенам ползли две яркие змеи. Изгибаясь и закручиваясь, они обтекали арки и ходы, заглядывали в ниши и ответвления. Леониду Васильевичу даже показалось, что он слышит шипение и шелест чешуи, идущие от них.
— Мамочка родная, — Замерла у картины Анна.
Змеи ускорились, достигли компании молодых людей, и должны были столкнуться со стеной-картиной, как вдруг их движение замедлилось, и они, уменьшаясь в размерах, закружились каждая на своей половине картины. Затем коснулись друг друга, сплелись вместе, образовав шевелящийся клубок, расцепились и замерли прямо по центру, вытянувшись от пола к потолку. В темноте, подсвеченная арка картины и эти змеи выглядели, как дверной проем с ручками. Потяни на себя и створки разойдутся, пропустив путешественников дальше.
— Потяни на себя, — Леонид Васильевич хлопнул себя по лбу. — Вот дебилы.
— Ты о ком это, мент? — Миха все еще держался за стену, и ошалело смотрел по сторонам.
— О себе, конечно же, — отозвался полковник. — Не о вас же.
Он направился к картине. Протянул руки к змеям. И схватился пальцами, за ели заметный выступ. Как раз под светящимися тварями проходила каменная гряда, вырезанная неизвестным мастером. Но руки легли так удобно и легко, что те и впрямь сейчас казались дверными ручками. Леонид Васильевич потянул створки на себя. Дверь поддалась. Еле-еле.
— А ну помоги, — крикнул полковник Михе.
Тот подскочил, схватился за одну из ручек. И вместе, медленно, но уверено они оттянули двери. Картина разъехалась, открывая черный провал за собой. Темень и пустота. Порыв ветра вновь ударил по молодым людям, но теперь он шел не из туннеля, а из открытого только что проема.
Вновь раздался щелчок. А затем факелы сами собой зажглись, возвращая слепящий свет и убивая им диковинное свечение, живущие только в полной темноте.
Коридор был прежним. Золотым и прекрасным. Черная дыра провала, открытая полковником, отсутствовала. Весь пол покрывала гладь золотого песка.
— Вот это, твою мать! — только и смог проговорить Миха. — Полковник, а ты молодец. Я бы не допер, — похвалили он Леонида Васильевича.
— Да оно и понятно, что не допер бы. Я поэтому и полковник, — а про себя добавил: А ты всего лишь гопник.
Моня валялся на полу, и по его испуганному виду было понятно, что в себя он еще не пришел. Леонид Васильевич, Бес, Миха и Анна стояли у раскрытых створок золотой двери и вглядывались в темный провал перед собой. Ступени, идущие вниз, терялись в клубящейся тьме. Ни поручней, ни стен, ни потолка. Только ступени и пустота.
46. Егор, Антон, Илья, Виктор, Маша, Игорь
— И я, задержав дыхание, вытряхиваю свои шмотки. Двое суток в сумке. Там вонь, мама дорогая, скунс бы сдох. Шорты, майка, труселя. Запах, как будто клетку протухших яиц разбили.
Илья остановился, сморщился, размахивая перед лицом руками, будто отгонял воображаемый запах. Потом сделал очередной глоток Черного доктора, смачивая пересохшее от чрезмерно эмоционального рассказа горло.