Фатум

Во рту остался такой горький привкус, что у Мони было дикое желание отплеваться после выпитой стопки.

— Гадость, гадость, — подтвердил Миха. — Но, увы, на наши барыши только это. Вы же без бабла, — потом посмотрел на неподвижно сидящего в углу Беса. — И без мозгов, как я погляжу.

— Мих, я его не брошу. Он мой кореш.

— Да я и не заставляют. Вдруг он скоро очухается.

Жареная картошка, давно остывшая, стояла нетронутой на закопченной сковороде, между стаканами и приютившейся тут же постепенно пустеющей бутылкой водки, которая ожидала момента, когда за ненадобностью ее отправлять под стол, к таким же, как она: хрупким, ненужным, пустым.

Кухня, если это помещение можно было назвать так, выглядела ужасно. Светло-голубая краска на стенах, окрашенных еще, наверное, при Советах, выгорела и облупилась, а скопившаяся в ее завитках пыль и паутина придавали кухне затхлый, запущенный вид. Если бы сейчас на ней не пили два вора, то у случайно попавшего сюда человека сложилось бы впечатление, что на ней уже долгие годы никого не было. Жестяная раковина, давно забывшая, кроме одного белого пятнышка, что такое эмаль, ржавая и вся помятая то и дело норовила вывалиться из стены, к которой она крепилась двумя кронштейнами. И каждый раз, включая воду, мойку приходилось поднимать, а болты, крепившие кронштейны к стене, поправлять, чтобы мойка не рухнула вниз и не отдавила ноги. Газовая плита, поверхность которой была больше похожа на брошенную в запустении клумбу, сиротливо стояла у окна.

— Вот ты сидишь, наверное, и думаешь, зачем это я вас вытащил? — Миха оперся одной рукой о качающийся стол, держа зажатую между пальцев неспешно тлеющую сигарету. — Да вижу, вижу по глазам.

На самом деле, в голове у Мони был ни этот вопрос. Чего тут не понятного: испугался, что заложим, поэтому и полез. Вопрос, который, гранича с мистикой, будоражил сознание парня, заключался в том, что он не мог вообразить, как именно Миха узнал, что они находятся в КПЗ, и то, что они находятся именно в этом КПЗ. Но, подыгрывая товарищу, он мотнул головой.

— Да за тем, — Миха затянулся полной грудью, и принялся говорить, выпуская с каждым словом клубы сизого дыма, как дракон, готовый плеваться огнем. — За тем, что вы, сопляки, не можете держать язык за зубами, — он вновь затянулся, подняв взгляд к потолку. — Бабу эту позвали, приволокли. Что ты лыбишься? Кто приволок? Твоя баба?

Моня и вправду улыбался, наигранная злость Михи не шла.

— Если бы не она, ты бы так там и остался. Это ведь она тебя и вытащила. Ты же просто не помнишь ничего.

— Помню я все. И за это, кстати, тоже полез. Так сказать, чтобы должным не оставаться.

Бутылка опустилась к своим товаркам под стол, звонким дребезжанием поприветствовав их. А ее место заняла другая, еще полная и даже не начатая, красовавшаяся на этикетке золотым пшеничных снопом.

— Мих, — Моня разлил по стаканам. — Как ты узнал, что мы там? Именно в том отделении?

Улыбка расплылась по физиономии гопника.

— Да вы даже это, фраера, скрыть не можете, — он опустил окурок в ежика пепельницы, который ощерился во все стороны точно такими же окурками, хотя на этой кухне бычки можно было бросать прямо на пол. Поднял стакан и, чокнувшись с Моней, опрокинул содержимое в себя. Грохнул по столу пустым стаканом, так что бутылка чуть не завалилась набок. Гудя, уткнулся носом себе в локоть, а когда его отпустило, продолжил. — Когда вы не явились на точку, я сразу сообразил, что-то не так. Соскочить вы не могли. Ради чего? Стольника? Нет. Вас не было, значить, что-то случилось. Ну, я решил и сам на дно. И к сестре подался. Она одна с малым живет. Да что я тебе говорю. Помнишь же, пацаненок такой маленький со мной как-то приходил.

Моня и в самом деле вспомнил вечер, когда он не особо и понял, зачем это Миха притащил с собой школьника. А пацаненок, да ничего такой, живенький был, лазил вокруг, в разговор не встревал.

— Так вот. Племяш мой, как раз в этой школе учится, где вас в КПЗ держали, — Миха вновь закурил сигарету. — И вот вечером, когда я уже был у сестры, подходит ко мне этот шкет, и говорит, так вполуха, мол, видел сегодня в отделении дядю Моню и дядю Колю, — Миха, улыбаясь, навалился на стол, который накренившись, жалобно застонал. — Ты прикинь. Есть-то метр с кепкой, один раз вас всего и видел, а запомнил. У них в этот день какой-то ознакомительный урок был, там в отделении.

Моня вновь стал вспоминать. Ну да, шастали туда-сюда дети, но он на них внимания не обращал.

— И вот, я, значит, и решил рискнуть, так сказать, чтобы не рисковать. Вытащу, думаю вас, и сам туда не попаду. Вот значит как-то так.

Он принялся часто затягиваться, наверстывая те минуты, когда сигарета просто дымилось в его руке.

— Ну, спасибо тебе. Теперь на мне еще и побег с нападением на полицейского.

— Не за что. А на тебе и так было много, так что пару статей сверху — все равно не вышка. Скажи лучше, где ваша доля, что из продуктового вынесли? А то мои заканчиваются.