— Там, в конверте, инструкция и номера телефонов тех, к кому можно обратиться, если я пропаду. И, Стас, «Щит» остается на тебе. Бухгалтерия и финансы — на Михаиле, работа с людьми — на Ане, но ты, именно ты — главный. Мне нужно, чтобы все работало. Чтобы офис оснастили необходимым. Чтобы ребята не оставались без руководства. Как бы там ни обернулось со мной — доведи дело до конца, Стас. Я ложусь на дно, чтобы отвести от вас удар и все обдумать. Пока будут заниматься мной, «Щит» наберет обороты. Если не получится, то вас попытаются прикрыть, разогнать. Поднимайте шум. Закроют офис — орите в Интернете. Если все обернется так, я появлюсь, и нам предстоит схватка. Но еще рано, слишком рано.
— Хорошо. А сами вы куда теперь?
— Пересижу где-нибудь… В Астрахань поеду, — ляпнул Ник первое, что пришло в голову.
Он не придумал пока, куда бежать. Скорее всего, в Питер: чем больше город, тем проще там затеряться. Коню лучше этого не знать.
Ник поднялся, Конь тоже. Ник был высоким — почти метр девяносто, и даже немного сутулился, но рядом с Конем ему хотелось расправить плечи.
Он убеждал себя, что поступил правильно. Если начал действовать — иди до конца. Не можешь идти — ползи, сдирая пальцы. Ребята такие же, их не тронут. Не должны. Будущее за молодыми, «Щит» откроет людям глаза. Человеку — человечье, люди обязаны знать, что из них пытаются сделать жвачное стадо. Тех, кто сопротивляется, — заставляют. Если «Фатума» не станет, все только выиграют, ведь эта организация — судьба рукотворная, и не самая лучшая. По сути, «Фатум» лишил судьбы Россию целиком и пассионариев — по отдельности. «Фатум» кастрировал реальность, переломал хребет обществу, заткнул рты тем, кому положено кричать. Разрешено кричать только тем, кто кричит в нужную сторону. Наверное, именно поэтому нет во власти достойных людей, отмерли. Отслеживаешь КП, регулируешь его — и властвуй над бессловесным стадом. Кто бы мог подумать, что Лев Гумилев окажется прав?
Ник не жертвует своими родными — напротив, ищет всем удобный путь и временно самоустраняется. Чем не способ? И «Фатум» останется доволен: заноза из задницы вытащена, крыса загнана туда, где ей место, — в канализацию.
Остается надеяться, что Тимур Аркадьевич не будет обращать внимания на группу студентов, лишившихся лидера.
— А я верю, что все наладится, — нарушил молчание Конь. — Мы справимся. Я все понимаю, конечно, но жаль, что все так… — Он вздохнул, как большой обиженный ребенок, которого лишают интересных игр. — Но я уверен: мы еще повоюем!
— Еще момент. Если за мной придут и будут тебя допрашивать, сделай вид, что тебе это на руку, — пусть подумают, что ты перетаскиваешь одеяло на себя, хочешь встать во главе «Щита». И пожалуйста, действуйте осторожнее. Пока ни во что не встревайте и не высовывайтесь, наращивайте обороты, берегите силы перед прыжком. Ну, всё. Пора прощаться, Стас. Спасибо за помощь, ты настоящий друг!
— Да ладно вам, я ж за правду!
Ник вспомнил давний спор с Алексаняном, земля ему пухом. Артур говорил, что чегевары и робингуды умирают молодыми, а их трудами пользуются ющенки. Умирать Ник не собирался и не горел желанием стать цирковым уродцем с ампутированной частью души.
Бедняга Артур, первый кирпичик в стене режима Каверина. Сейчас Ник уверен был: если выплывет, если придумает, как правильно «вбросить» документы, — режиму быть.
Раз уж рожден Никита Каверин таким, значит, это кому-то нужно. Восстала судьба природная, правильная, против «Фатума», иначе это не назовешь. Удалось же Нику каким-то чудом дожить до двадцати пяти с таким высоким КП и не попасть под пресс.
Снова почудился чужой взгляд на спине, он наклонился, вроде как чтобы поправить ботинок, покосился назад: целуются парень с девушкой под фонарем — жадно, исступленно; группка студентов окружила «десятку», пьют пиво из банок, хохочут. Или это не студенты? Ник не удержался, спросил:
— Стас, ты вот этих знаешь?
— Конечно, это Упырь, сосед мой, к нему братья приехали. Ну вы даете, да эта машина — публичный дом на колесах! Неужели не наслышаны?
— Нет. Мне пора, еще из города выбираться.
Конь пожал протянутую руку и еще раз горестно вздохнул, хотел пройтись с кумиром до метро, но Ник его спровадил и долго смотрел издали, как уменьшается фигура Стаса. Вот он в проеме двери, пригнулся, скользнул в здание и исчез. Парень с девушкой, что целовались под фонарем, тоже решили распрощаться: девушка звонко чмокнула любимого в щеку и убежала, махая на прощание рукой в белой перчатке. Парень зашагал прочь от общежития.
Ник поправил спортивную шапку с полоской, натянул капюшон, надел очки и зашагал к метро.
Людей на пути попадалось немного, вскоре ощущение незримого контроля ослабло.
На нос упала огромная снежинка и тут же растаяла. Потом еще одна, и снег повалил хлопьями. Дул едва заметный ветерок, снежинки танцевали в свете фонарей. Мир будто замолчал, затаил дыхание, наблюдая их танец, даже рокот машин на трассе стал глуше.
Ник просто шел к метро. Мысли пропали. Он смотрел на танец снежинок, останавливался под фонарями и ловил снег ртом, как в детстве.