– А что же деньги? – она грустно, насилу улыбнулась.– Увы, от них зависит наша независимость. Презренный металл… Однако, как он меняет человеческую суть…
– Но разве любовь уступает этому чувству в силе?
Аманда пожала плечами.
– Насколько я знаю, жизнь – есть голоса, говорящие порой громче любви… Это голос все тех же денег и тще-славия. Возможно, это не достойно женских уст… – она на секунду замялась под его пристальным взглядом,– но, как я убедилась, когда люди говорят, что дело именно в деньгах… Только, прошу, не пытайся переубеждать меня. Если угодно, это мое credo23
.– Тебе сложнее, Джессика. Я придерживаюсь другого мнения… Нет, нет, я не собираюсь убеждать тебя в чем-то. Просто мой взгляд: богаче всех тот, чьи радости требуют меньше средств. Я лично привык так жить. А вы, мисс, я заметил, совершенно не терпите критики.
– Наверное, как и все женщины,– парировала она и тут же пожала плечами.– А может быть, я просто устала, прости…
– Просто женщине,– капитан заботливо поправил ее разметавшиеся локоны,– всегда нужна мужская рука.
Она замолчала, а про себя подумала: «Почему когда пути совершенно чужих людей пересекаются, споткнувшись о деньги, золото и другие богатства… в месте пересечения из века в век льется кровь?»
– Знаешь,– Аманда вновь тронула его вопросом.– Мой отец как-то сказал: «Когда я был молод, мне казалось, что деньги – это главное в жизни; теперь же, когда я стар,– я это знаю. Лучше быть богатым, чем бедным, но свободным. Собственно, свободы, как таковой, и нет… Свободны лишь самоубийцы либо сумасшедшие. Зато богат-ство дает шанс для власти, для относительной свободы и личного умиротворения.» Вот так… А может быть, свобода – это лишь миф?
Андрей остановил вопрос поцелуем. Но даже самые нежные ласки только ненадолго смогли отвлечь их острое желание говорить и слушать друг друга.
– О, мисс, вы хватаете меня за горло своими вопросами,– поддел он ее игриво. Аманда тихо засмеялась:
– Боже упаси! Отчасти, только отчасти, мой капитан. И всё-таки? – она соблазнительно прикрыла губы тяжелой прядью волос, не давая ему отступное.
– Денег надо иметь ровно столько, чтобы не быть зависимым, нищим и оскорбленным. А свобода,– Преображенский повел бровью,– пожалуй, твой отец прав. Я тоже считаю, что свобода – это только при рождении дитя. А потом появляется платье зависимости.
– А как вам, сударь, идея равенства Франции?24
– Бред. Равенство есть только перед законом…
Аманда в душе подивилась категоричности его суждений, но спорить благоразумно не стала, зная на опыте, что это лишь подольет масла в огонь. Темы политики жгли и ее душу, но сейчас, в теплой колыбели его объятий, утомляли.
К тому же бесконечный, изматывающий конфликт с собою, груз тайного умысла, коий она носила в груди, не давал ей права на искренность и ответную откровенность.
Она попыталась ненавязчиво сменить тему, мягко коснувшись ладонью его губ, но Andre был явно в ударе. Ее вопросы, забытые среди грубой матросни, разбудили в нем интерес, и он горячо рассуждал:
– Задумайся сама: свобода, равенство, братство… Боже, как высоко, как красиво звучит! Какой пафос! Но при этом все эти три химеры25
придумало человечество. Правда есть Бог, дорогая. И только в нем можно искать истину и ответ. А как известно, Господь леса не ровнял, во всяком случае, так у нас говорят, ты согласна? Впрочем, мы все эгоисты, что тут еще скажешь… И потом,—Андрей задумчиво усмехнулся,– если где и может случиться свобода, так это в Европе или у вас, в Америке. Свобода —сие прежде всего добровольный отказ от чего-то… У нас же, в России,– это бунты и кровь, дикое поле, татарская скачка, всё ломать, всё крушить… Так было не раз со времен Ноя…26 и на Дону, и в степях Урала…27 Россия богата на сей счет… Но полно об этом, право, сии вопросы весьма сложны и мучительны… Где отыскать ту золотую середину, ту шаткую, тонкую грань?Андрей замолчал, но тут же спохватился, коснувшись рукой ее ног.
– Ты совсем замерзла, Джессика. Твои ноги – они совсем мокры от росы…
И хотя она запротестовала, он быстро протянул руку и, подцепив свой плащ, бережно завернул их.
Аманда силилась улыбнуться, но у нее ничего не получалось. Она вновь была поражена его искренностью и заботой о ней. Конечно, он не был столь искушен, как она, в тонких галантных играх… В этом искусстве капитан был ей не ровня. Но с ее терпением и его искренной жаждой быть рядом с нею сей досадный барьер можно было преодолеть. Во всем остальном, как ей казалось, они походили друг другу, более того, Andre чем-то неуловимо напоминал ей князя Осоргина, память о котором хранило ее женское сердце. И если капитан Преображенский в чем-то и не был так тонок, как Алексей, не столь преуспел в лощеной изысканности светского тона, то в мужественности, храбрости и достоинстве офицера ему уж никак нельзя было отказать. Пожалуй, именно за эту грань ее сердце и было открыто Преображенскому. Он был готов служить ей по-рыцарски, до самозабвения, оставаясь при этом мужчиной, имеющим свой характер и мнение.
Глава 6