Фатум. Том третий. Форт Росс

– Что скажешь, брат? – поинтересовался Андрей, сидя у костра, который с помощью кремня и кресала сумел по-сле нескольких попыток развести зверобой.

– Не знаю,– проводник неопределенно качнул плечами, продолжая наблюдать за миграцией животных, но затем, затянувшись трубкой, скупо оговорился: – Но отчего-то же жмутся они к гольцам.

– И в самом деле, вашескобродие-с… – Палыч озадаченно почесал залысину.– Хто-то ведь турнул их снизу. Всяко не мы… ась?

Мужчины обменялись взглядами и, верно, прочли в глазах другого ту же колючую мысль, коя возжгла знобливую тревогу в каждой душе: не идет ли кто берегом следом за ними? А может быть, это Чугин, на безуспешные поиски которого ходили Тимофей с боцманом?.. Вряд ли… По сему поводу не было проронено ни слова. Оставшиеся в живых жались к теплу, по-братски делились крохами табака и сушили одежду.

– Четыре тюка, говоришь, смыло водой?

– Так точно, вашескобродие.– Соболев с досадой ругнулся в усы и сокрушенно покачал головой.

– Надеюсь, там были продукты? – Капитан отхлебнул дымного кипятку с брусничным листом.

– Никак нет,– угрюмо откликнулся боцман.– Порох и пыжи, вашескобродие… и голимый свинец.

– Тьфу! – Андрей тяжело вздохнул, больно переживая серьезную потерю.

Глупо, конечно, ругать дождь, лучше встать под навес… но, черт возьми, в сем многомильном крае оставаться со щепотью пороха и жалкой горстью свинца было равносильно самоубийству.

Выступать было решено поутру. Тараканов, хоть и без лишней «пудры», но твердо заверил сбившихся у костра, что Астория где-то неподалеку, а посему надобно сгорстить в себе силы для последнего рывка… У засевшего в этих дебрях не без помощи русских американца возможно будет недельку-другую «нагулять вес», «повеселеть лицом» и прикупить в долг всё необходимое. Далее можно было выбирать: либо ожидать приход компанейского «купца», идущего в форт Росс, либо самим, договорившись с мирными индейцами и посулив им награду, тронуться на их лодках на Юг. На унылое, полное неверия и отчаянья после гибели Кирюшки замечание Ляксандрыча Андрей Сергеевич сорвался, побагровев скулами:

– Это кто же из нас «хребет в западне перешиб»? Молчать, боцман! Вы только послушайте, что он говорит,—в сердцах разведя руками, гневно сжал губы капитан.—Вы мне все эти мысли насчет западни бросьте! А ты, Соболев, гляди… Еще лучшим фор-марсовым был, боцманом мной назначен… Стыдно! Так, нет?

– Так точно, вашескобродие. Да только жалко матроса… больно зелен был… одни глаза да уши…

– А ты думаешь, мне не жаль… А юнга, а все наши молодцы, что сложили головы?.. Смотри, Соболев, не выводи меня из терпения… Постиг?

– Постиг, вашескобродие,– решительно заявил Ляксандрыч обиженным тоном.

– Ну, то-то… – Андрей нервно раскурил трубку, набитую Палычем, и, глядя на рыжие искры костра, уже ровнее молвил.– Не хребет у нас перебит… Кожу мы меняем. Переболеть след. Главное – честь мы свою морскую не потеряли. Флаг сберегли, судовой журнал, и долг пред Отечеством помним.

Все эти слова Андрей Сергеевич сказал глухо, без жалости, даже железисто жестко. По себе зная как ни кто иной – жалость вельми обидна.

Для ночевки Тараканов с Палычем сдвинули костер ближе к ручью, подмели большое кострище сосновым лапником и накидали на горячую землю еловых ветвей. Спать так было сподручнее – тепло, как на печи, хотя ночная изморозь и делала волглой просушенную одежду.

Однако как ни хотелось спать, измученные люди укладываться не торопились. То ли из-за страху, то ли по по-требности души. Остатки вяленого мяса быстро исчезли в голодных желудках, и теперь, крепко за день изнявшись потом, затерянные в глуши беглецы зело хлебали чай и жадно прощались с последними сбережениями табака. Обычной болтовни слышно не было, даже Палыч нынче открывал свой рот только затем, чтоб отхлебнуть из мятой кружки. Внешне завсегда угрюмый приказчик Тараканов сосредоточенно жевал травинку, но ни одно движение, шорох или тень густого вечера не ускользали от его внимания.

Капитан, сидевший неподалеку рядом с Джессикой, тоже молчал: открывшаяся правда с Зубаревым раздавила Андрея, равно как и других. Бег времени и испытаний, потеря близких и не проходящий страх опасности не были столь сокрушительны, как след, оставленный Митрофаном…

Согреваясь теплом друг друга, задумчиво перебирая пальцами волосы Джессики, Андрей пытался забыться, глядя на тусклую кровь заката. Но сон не шел, хотя и лишних движений делать более тоже не хотелось – бескровная, точно похмельная ломота и вялость заволокли всё тело.

На широкой груди реки незаметно прочертилась и за-играла серебристыми бликами лунная тропа… В ее изменчивом отражении он увидел себя: уставшее, настороженное лицо, точно тень во ржи… человека, заглянувшего в студеную глубину грядущего,– и вздошье сей глубины затеняло лик, очертив на нем иные, пугающие своей чужеродностью черты.

Еще в то время, когда приказчик раздувал задымившийся от искры мох и осторожно подкладывал кусочки сухой измельченной коры, Палыч, не обращая внимания на мокрую насквозь одежду, принялся спешно для господ строить из веток навес.