Фау-2. Сверхоружие Третьего Рейха

Отсюда открывался вид на все 180 метров длины центрального прохода. С обеих сторон его окаймляли по шестнадцать могучих квадратных бетонных опор, которые с этой высоты казались нарисованными. Дальняя стена терялась в голубоватом тумане. Я снова застыл как зачарованный и долго стоял здесь. Я был полой мощного радостного предчувствия. Я надеялся увидеть, как этот зал кишит толковыми работниками. Этот шум, грохот, лязг, свист – все это разнообразие звуков должно было сказать мне, что работа продолжается. Я был более чем уверен, что мы справимся с ней!

За стенами сборочного корпуса уже сгущались сумерки. И через вечерний покой, воцарившийся в лесных зарослях, я неторопливо поехал к нашей кают-компании.

Глава 15. Пылающая ночь

После обеда мы перешли в каминный зал, и я устроился за низким овальным столом. На стенных панелях играли веселые блики свечей в медных канделябрах. Я был увлечен беседой с профессором фон Брауном, доктором Штейнхофом и нашей вечерней гостьей Ханной Рейтч, летчиком-испытателем. Свернувшись калачиком в глубоком кресле, эта элегантная, энергичная, умная и отважная женщина рассказывала нам о своей жизни, работе и о планах на будущее. Короткий жакет ее темно-синего костюма был украшен Железным крестом 1-го класса и бриллиантовым пилотским значком. Она делилась с профессором фон Брауном воспоминаниями о бреющем полете над Куршской косой в Восточной Пруссии. По какому бы поводу она ни приезжала в Пенемюнде, мы всегда были рады ее видеть.

Слушая смех этих молодых людей, которые, устремленные в будущее, с юмором воспринимали все неожиданности, что преподносила им техника, я как-то легче воспринимал все тревоги дня. Ни фон Браун, ни Штейнхоф не проявляли ни малейших признаков уныния или отчаяния. Они уже снова начали строить планы, полные безграничного оптимизма. Ближе к половине двенадцатого я, уставший от духоты дня, его забот и волнений, покинул их, но не успел сделать и нескольких шагов к одному из гостевых домиков, как взвыли сирены воздушной тревоги.

Для нас это было не в новинку. Английские летчики обычно собирались над Балтикой, после чего несли свой бомбовой груз и летели на юг, к Берлину. Мы же сидели себе тихо, как мышки в норе. Наша противовоздушная оборона имела приказ открывать огонь, только если нам в самом деле угрожала опасность воздушного налета. Но все было тихо. Вокруг лежала непроглядная темнота – за правилами светомаскировки следили неотступно.

Вдруг я заметил, что если смотреть под определенным углом зрения, то виден камуфляж черепичных крыш и на блестящее серебро полян и дорог падают густые черные тени от зданий. Полнолуние!

Меня снова охватило беспокойство. Из своей комнаты я позвонил в командный пункт противовоздушной обороны.

Мощный авиационный кулак союзников собрался над Центральной Балтикой, к северу от Рюгена. Цель полета пока неизвестна.

Я пошел спать и скоро забылся спокойной, без снов, дремотой. Но не успел уснуть по-настоящему, как внезапно пробудился.

Фыо-ю-ю… бах!

Значит, Штолцель все же проводит пробные стрельбы.

Фыо-ю-ю… бах! Фыо-ю-ю… бах!

Задребезжали оконные стекла. Говорил же я Штолцелю – регулировать взрыватели так, чтобы они не беспокоили мирный сон Пенемюнде.

Фыо-ю-ю…бах! Фыо-ю-ю… бах! Фыо-ю-ю… бах!

Ну и ну! Кроме того, я дал ему разрешение максимум всего лишь на пять запусков. Почему идет непрерывная стрельба? Какие можно в такой обстановке снимать точные показания? Ну, утром он от меня получит! Еще толком не проснувшись, я продолжал считать разрывы.

Фыо-ю-ю… бах!

Девятнадцать, двадцать, двадцать один… Что происходит? Двадцать один? Тут что-то не так. Тут дело не в капитане Штолцеле, который вечером попросил у меня разрешения провести ночные стрельбы противотанковыми ракетами. И проснулся я, и стекла у меня задребезжали из-за разрыва отнюдь не 5-килограммового заряда 11 -дюймовой пороховой ракеты.

Я мгновенно пришел в себя. Да, это бьют зенитки, это их грохот. А вот и резкие двойные удары тяжелых батарей, стоящих у озера Кёльпин и на краю аэродрома; их сопровождают приглушенные выстрелы батарей на другом берегу Пене и у Карлсхагена. С интервалами бьют легкие 20-миллиметровые орудия со своих позиций над лесом и с крыш самых высоких зданий. "Плоп-плоп-плоп" – это шлет в небо цветные вереницы трассирующих снарядов 37-миллиметровое орудие из гавани Хааз.

Воздушный налет на Пенемюнде! Я включил лампу у кровати и сорвал телефонную трубку. Линия с командным бункером была занята. Еще бы! Выбравшись из постели, я в рекордно короткое время натянул носки и брюки. Где, черт побери, сапоги? Из всех ночей денщик выбрал именно эту, чтобы отнести их в прихожую и надраить. Придется обойтись тапочками. Трах! Трах! Трах! И еще три удара!

Со звоном вылетело наружное стекло окна. С покатой крыши на землю с грохотом посыпалась черепица. Нельзя терять времени. В долю мгновения – китель прямо на пижаму. Теперь плащ, фуражку, перчатки и портсигар. Потушить свет и – бах!