Фау-2. Сверхоружие Третьего Рейха

– Я не собираюсь сообщать его вам, – ответил Бергер.

Все стало понятно. Эта история была откровенным фарсом, да к тому же и не очень умным.

– Весьма печально, – заметил я. – А мне так было бы нужно узнать, кто же стоит за обвинением и особенно, относится ли жалобщик к штату сотрудников Пенемюнде. И если он даст показания под присягой, то, скорее всего, будет ясно доказано, что обвинения против полковника Занссена не имеют под собой никаких оснований. И я обращаюсь к вам с единственной просьбой – дать мне возможность увидеть данные письма, которые, по вашим словам, поступили от Занссена.

Бергер попросил меня дать ему на просмотр досье Занссена и получил его. Быстро пробежав содержимое, он вернул мне папку со словами:

– Хотя, похоже, из данных бумаг вытекает, что вы во многом правы, я не могу дать вам эти письма.

Чего я и ожидал.

– Генерал, – сказал я, – они есть у вас?

– Да.

– Позволите ли вы мне изучить их в вашем присутствии?

– Нет! – рявкнул в ответ Бергер. – От меня вы их не получите!

Я отказывался сдаваться.

– В таком случае позвольте лишь взглянуть на них, чтобы я мог убедиться в подлинности почерка полковника Занесена, который я хорошо знаю.

Мы уже говорили на высоких, но предельно холодных тонах.

– Нет! – решительно заявил Бергер. – И этого я вам не позволю!

Мне пришлось уступить:

– В таком случае, генерал, вы должны понять, что для моего расследования данных писем не существует.

– У вас есть право думать все, что хотите, – холодно отрезал Бергер.

Я вышел.

Поскольку расследование доказало беспочвенность обвинений, генерал-полковник Фромм решил, что в конце осени полковник Занссен должен вернуться в Пенемюнде. В очень холодном письме он сообщил об этом решении Гиммлеру. Похоже, что, хотя он не получил полного удовлетворения, это грязное дело как-то закончилось. Тем не менее оставалась угроза присутствия мощной силы, действующей где-то за сценой. Гиммлер не любил признавать свои поражения. По прошествии восемнадцати месяцев началась новая интрига, и управление вооружений, устав от этих сражений, отправило Занссена на фронт, лишив таким образом нашу организацию одного из самых преданных и умелых сотрудников.

И лишь после войны я узнал, какого рода тактика была пущена в ход против начальника станции "Пенемюнде", которая целиком и полностью принадлежала армии. Гиммлер пригласил к себе в Ставку фон Брауна и взял с него клятву о соблюдении секретности. Затем с циничной откровенностью Гиммлер спросил, как он отнесется, если СС подчинит себе Пенемюнде, заметив, что не может себе представить, будто армия способна предоставить фон Брауну такие же блага, как СС. Фон Браун вежливо, но твердо отклонил это предложение, дав понять, что он категорически не хочет иметь дело с такими интригами и в случае необходимости проинформирует свое командование.

Глава 19. Гиммлер объясняет причины войны

Гиммлер сообщил, что его второй визит в Пенемюнде состоится 29 июня. К полудню того дня явились и Мазув, полицейский комиссар Штеттина, и оберштурмбаннфюрер СС Мюллер. Они сказали, что не хотят мешать мне, и отправились в столовую Фишера. Тем не менее я хотел обсудить с ними дело Занссена и попросил передать, чтобы они зашли ко мне. В ходе разговора я пришел к безошибочному выводу, что они испытывают смущение. Я воззвал к их чувству чести и попросил прямо и откровенно сказать мне, что они знают об истории Занссена. Они заверили меня, что совершенно не в курсе дела. Больше ничего выжать из них не удалось. Я решил расспросить лично Гиммлера.

Ближе к вечеру он появился в Пенемюнде. Рейхсфюрер СС прибыл без сопровождения, сидя за рулем своей маленькой личной бронированной машины. После скромной вечерней трапезы в обществе нескольких моих коллег он отделался от эсэсовцев из Штеттина, и мы расселись в каминной. Присутствовали полковник Стегмайер, министерский советник Шуберт, профессор фон Браун, Реес, Штейнхоф и несколько старших членов моего коллектива.

Поначалу разговор не клеился. Я несколько раз испытывал искушение упомянуть имя Занесена, но в конечном итоге решил отложить эту идею до утра, когда, как я надеялся, мне представится возможность поговорить с Гиммлером наедине.

Фон Браун рассказал ему, как мы начинали в Куммерсдорфе. Он описал наши надежды и убежденно добавил, что здесь, в Пенемюнде, мы научились стойко противостоять всем препятствиям. Затем разговор коснулся темы, которая тревожила нас.