Фавн на берегу Томи

Бакчаров замотался в шарф, вышел на улицу и бодрым заплетающимся шагом прошелся вокруг квартала слепленных друг с другом каменных зданий. «Заставлю! Заставлю!» — вертелось у него в голове возмущение. Он был преисполнен решимости.

Вдруг чтото яркой кометой сверкнуло в его сознании, но еще не успело как следует облечься в ткань мыслей. Бакчаров едва успел ухватить эту прекрасную, но еще смутную комету за хвост и помчался с ней сломя голову обратно в гостиницу.

В номере он сгреб все лишнее со стола и зажег пять свечей. Огоньки заплясали, комната наполнилась мягким светом, в печи потрескивало бойкое пламя. Бакчаров уселся и стал царапать пером по ворсистому белому листу бумаги:

«Жила на земле девушка с глубокими добрыми глазами, с нежным, чутким сердцем, в котором не было ни лжи, ни тщеславия, ни низких желаний. И вот однажды, после работы в поле, она сидела на песчаном берегу и сквозь закрытые веки провожала уходящее под Великое море солнце. Обхватив колени и приподняв лицо свое перед алым диском, она, подобная птице сирене, проносилась на древних ветрах над морскою гладью и уже достигала давно утерянного ею берега. Грубая ткань, прикрывающая юное тело, остриженная наголо голова на тонкой и смуглой шее — вот какова была девушка по имени…»

Его отвлек шелестящий треск с улицы, он вскинул взор и увидел, как в запотевшем окне расплывчатыми пятнами вспыхнули зеленые зарницы.

— По имени… По имени… — шептал Бакчаров и уже хотел плюнуть на световые явления, чтобы продолжить, но вдруг нахмурился, поднялся и протер отпотевшее окно ладонью.

«Фейерверки? — изумился он, видя, как свистящие ракеты, искрясь, одна за другой взлетают изза голых веток губернаторского сада и, хлопая, разрываются в вышине на стайки трескучих звездочек. — Этого не может быть! Завтра же похороны!» — встрепенулся Бакчаров и настежь распахнул окно.

— Ураа! — ударили в него слитные голоса вместе с промозглым уличным холодом.

«Девушка жива! — пронзило Бакчарова. — Какое счастье! Ее смерть всего лишь злобная выдумка»…

Он бросил писать, схватил шинель, вылетел из своего тесного номера, сбежал по мрачной лестнице и выскочил на праздничную метельную улицу.

У кованых ворот скопилось немало экипажей и карет, и они все еще прибывали. Весело балагуря, гости устремлялись через сад к парадному крыльцу губернаторского дома.

Бакчаров пересек запруженную улицу в страшном смятении, какое бывает у человека во время стихийного бедствия, и добрался до ворот, пугаясь по пути буквально всех и каждого.

Пробиваясь в парадную, гости грудой сваливали на лестнице шали, пальто, тулупы и полушубки и мчались навстречу музыке.

— Почему вы так поздно, Дмитрий Борисович! — настигла Бакчарова девушка в черном ночном платье и белой носатой маске, которую учитель видел уже в то страшное утро у мертвого дерева. Теперь он и в маске узнал стройную, высокую, черноволосую девушку. Это была Анна Сергеевна.

Она схватила учителя за руку и потащила в неистовствовавший в губернаторских залах бал, не имевший ничего общего с тем вялым танцевальным вечером, в котором учитель совсем недавно еще участвовал.

Играл большой оркестр. Наступая друг другу на ноги, струились и бешено вертелись танцующие. Их самолично кружил, соединял в пары и вытягивал змейкой губернатор Вольский в узорчатом домашнем халате и ночных тапочках. Ликуя от вдохновения, полненький генерал горланил пофранцузски: «A trois temps, a deux temps! Grand rond!»[4] — и весь буйный поток повиновался своему высокопоставленному водителю.

Но самым ужасным было то, что большинство гостей танцевало не в бальных туалетах, а в чем попало, а некоторые особо миловидные барышни кружились в буйном вальсе и вовсе босые, в одних только шелковых ночных платьицах.

Ошалевшего Бакчарова втянули в вихрь, и он послушно завертелся в вальсирующем водовороте. Пролетая штопором мимо одной из дверей в гостиную, колоссальным усилием воли Бакчаров вырвался из колдовской воронки и ураганом, разбрасывая полы шинели, влетел в смежное помещение, утащив за собой Анну Сергеевну.

В гостиной творилось очередное игривое действие. Буйный танец — смесь чехарды с какимито восточными плясками. Вдруг маленький мужичок ввалился в гостиную через форточку, вскочил калошами обратно на подоконник и распахнул настежь окно. Тут же в гостиную повалились осаждавшие с этой стороны особняк простые томские жители. Влетел даже какойто обезумевший от радости попик и с разбегу ворвался в девичью пляску, буйно импровизируя и размахивая широкими рукавами шуршащей рясы.

Бакчаров вскрикнул, когда увидел в темном углу на оркестровой сценке Человека, сидящего молча в кресле и наблюдавшего бесовское действие. Иван Человек подметил учителя и приветливо улыбнулся. Бледный Бакчаров, напротив, вжался спиной в стену и попятился. Отступая, он забрался за плотную занавесь на больших бронзовых кольцах, создававшую в углу гостиной уютный игровой закуток. Здесь пожилые господа мирно резались в карты.

За Бакчаровым в закуток скользнула Анна Сергеевна.

— От кого вы прячетесь, Дмитрий Борисович? — весело возмутилась она.