Фаворит 3

— А что такого я сделал? Мне не надо было оборонять свой дом от бандитов?

— Оборонять? Ладно. А где пленные? Где раненые? А когда твои штурмовики добивали беглецов на литовской земле, ты тоже оборонял свой дом?

— Князь, о каких пленных ты тут вещаешь? — Начал заводиться Иван.

Плевать на княжеский титул. Иван уже и сам далеко не последний человек в Пскове.

Вот уже год, как Замятлино было не просто его вотчиной, но получило статус нового, тринадцатого пригорода Пскова. И Карпов был его представителем. Что с того, что он обладал только одним голосом, как и остальные пригородские? Зато, в отличии от остальных, они имели возможность присутствия на боярском вече. Причем попасть туда, они могли с куда большей вероятностью, чем тот же Трубецкой. Правда, при этом не имели равных с боярами прав.

— Кабы была война, то дело иное. Но ко мне домой пришли воры. Пришли грабить и убивать. За то и поплатились. В чем ты зришь мою вину?

— А ты ее не видишь? Ты побил более двух сотен благородных и около сотни их боевых холопов, и не видишь своей вины?

— Интересно. Я ить и не задавался вопросом сколько там было шляхтичей, а сколько холопов. Разве только в отношении беглецов. А ты вона как все ведаешь. Откуда князь?

— Ты на что намекаешь? — Вздыбился Трубецкой.

— Я ни на что не намекаю, а просто задаю вопрос.

— Мужчины, может уже хватит, — не выдержав, раздраженно бросила Лиза. — Как бабки базарные. Бояре известить изволили, как и опасаются того, что война начнется. И заруби себе на носу, Иван Архипович, супруг мой уже многие годы несет на своих плечах груз княжеского стола, и не тебе сомневаться в нем.

— Прости княгиня, прости князь, — приложив руку к груди, обозначил поклон Иван. — Да только вор, он и есть вор. А боярин там, шляхтич или лесной разбойник, для того чей дом грабят, разница не велика.

— Разница-то не велика, — вновь заговорил Трубецкой, — да последствия могут быть разными. И сегодня, я вовсе не исключаю возможность военного похода литовского войска. Кабы ты просто намылил им холку, оказал помощь раненым, и потребовал выкуп за пленных, это все поняли бы и приняли. Но ты изничтожил всех, без разбору. А это уже пахнет войной.

— Ну так, нам это только на руку, — пожал плечами Иван.

— На руку? — Вздернул бровь князь.

— А почему нет? Я знаю доподлинно чьим серебром было оплачено то нападение. Если будет затеяно следствие, то и доказать сумею. Надо же когда-то начинать ослаблять позиции литовской партии. Все так, князь, на этот раз постарались не москвичи.

Боярина Аршанского работа.

— И что дальше? Людская кровь?

— А выхода иного нет. В прошлом году, на шведский престол сел Карл Двенадцатый, и он в отличии от своего батюшки, вовсе не горит желанием заниматься мирным реформированием Швеции. Напротив, с завистью взирает на русского царя, уже не первый год и довольно успешно ведущего войну с туками. Вот ничуть не сомневаюсь я в том, что он решит развязать войну. И тогда уж крови прольется куда больше.

— Карл Двенадцатый, мальчишка, шестнадцати лет от роду.

— Царь Николай в семнадцать отправился на Азов. А с шестнадцати был соправителем своего покойного батюшки, выказав при этом недюжинные способности и ум. Отчего ты в этом отказываешь шведскому королю, князь?

— Хм. К чему ты клонишь? — Явно заинтересовался Трубецкой, но никак не мог уловить суть.

— К тому, что сегодня я постараюсь свалить боярина Аршанского. Причем ни его одного.

А лишить боярства весь род. Если сейчас война с Литвой под вопросом, то после такой потери в своей партии, великий князь Литовский непременно нападет. Или может навсегда распрощаться с намерением подмять под себя Псков.

— Насчет Аршанского точно?

— Никогда нельзя быть уверенным в чем-либо, абсолютно. Но возможность такова, что сорваться все может только при сильном невезении.

— И все же, это будет война.

— Причем заметь, наши новгородские братья, как всегда не станут спешить с помощью.

— И что с того. Так всегда было.

— Правильно. Но только в этот раз, по Псковской земле разлетятся слухи один краше другого, и неприязнь к Новгороду будет постоянно подогреваться.

— И тогда, потеряет свой авторитет и Новгородская партия, — помяв подбородок, заключил Трубецкой.

— Именно, князь. Зато на волне побед твой авторитет станет расти как тесто у доброй хозяйки. Оглянуться не успеешь, как бояре уже не смогут с тобой не считаться. И плевать какой они будут партии. Сейчас-то и москвичи не больно-то тебя жалуют. Но как только ты своротишь рыло литовцам, все изменится. Всем скопом захотят тебя сковырнуть, и умоются, потому как ничего не смогут поделать с людской волей.

— То есть ты решил вот так, единым махом, переворошить все устои.

— Не единым махом, князь. Мы к этому шли долгие три года. И делать за это время успели многое. И госпиталь, в котором великая княгиня лично обихаживает хворых крестьян да посадских, не на последнем месте.

В этот момент, на смену монотонному тиканью ходиков на стене, пришел довольно громкий щелчок. Вслед за этим растворились створки, и из темного проема появилась кукушка, огласив всем, что минул очередной час.