Фаворит и узник

Но те поздравления Меркулова в адрес Питовранова были ничем иным как самой изысканной формой элементарной зависти вместе с кадровой осторожностью. Срочность сделать такой шаг подкреплялась циркулирующими слухами о том, что якобы с Питоврановым недавно еще раз беседовал Сталин. И встал остро, как заноза, в голове вопрос: о чем беседовали? Было такое или нет? — никто проверить не мог. Но жизнь превратна, слухи часто опережают события. Волна черной зависти как-то сразу накрыла Всеволода Николаевича.

В народе говорится, что страсть зависти ни в какой радостный праздник и ни при каких радостных обстоятельствах не дает вполне порадоваться тому, кем она обладает. Всегда, как червь, точит душу и сердце его смутной печалью. Потому что завистливый благополучие и успехи ближнего почитает своим несчастьем, а оказываемое другим предпочтение считает для себя несправедливою обидой.

И все же как человек образованный, читающий и пишущий нарком наткнулся в памяти на слова известного французского моралиста Франсуа Ларошфуко о том, что наша зависть всегда долговечнее чужого счастья, которому мы завидуем. И Всеволоду Николаевичу сделалось как-то неловко. С одной стороны, он себя корил за душевную слабость, а с другой — понимал, что эта самая зависть вцепилась острыми когтями черной пантеры в него и терзает денно и нощно. И он решился…

На очередном докладе в Кремле Меркулов доложил Сталину, что планирует провести некоторые организационно-кадровые изменения как в системе наркомата, так и в республиканском звене.

— И кадровые?

— Да, товарищ Сталин… Они назрели.

— Докладывайте.

— Есть смысл выдвинуть Питовранова… на повышение… Пусть поработает самостоятельно. Это ведь драгоценный опыт для будущего возможного его профессионального роста.

Сталин не любил многословия, считая его одной из форм околесицы из-за отсутствия четкости и краткости в речи.

— Так куда же вы хотите его направить?

— На пост народного комиссара госбезопасности Узбекистана…

— Говорите за опытом в Узбекистан, а не слишком ли далеко вы его отправляете. Я бы таких держал возле себя… поближе… рядышком. Ну да ладно, приходите с ним ко мне. Если время позволит, побеседуем вместе, — хитро прищурив глаза, проговорил Сталин.

Такой прием вождю был понятен, потому что и сам он нередко пользовался аналогичной формой «поощрения» в отношении отбившихся от стада, широко шагнувшего в строю из-за своей яркости ума и новаторства против заскорузлого консерватизма подчиненного. А их таких подчиненных у него было много — целая страна.

Как уже говорилось выше, Питовранов до начала 1945 года мотался между Куйбышевым и Москвой, так как надо было с возвращением иностранных посольств в столицу передать по линиям и объектам соответствующие оперативные материалы.

Через несколько дней Меркулов, связавшись по телефону с секретарем и помощником Сталина Поскребышевым доложил, что Питовранов находится в Москве и ждет дальнейших распоряжений. Прошло всего минут 10–15, и у наркома зазвонил телефон прямой связи с Кремлем, пунктуальный Поскребышев сообщил Меркулову:

— Всеволод Николаевич, встреча состоится сегодня, вероятнее всего, после двенадцати. К этому времени вам с Питоврановым следует быть в приемной.

— Есть, — по-военному ответил нарком.

Встреча произошла при очень странных обстоятельствах. Когда генералы оказались в приемной, то были поражены толпившейся тут же группой известных хозяйственных и партийных работников. И вдруг последовала команда заходить всем вместе. Сталин сидел за большим столом, на котором лежали документы в пухлых картонных папках и разноцветных тонких «слюнявчиках». Закончив разговор с кем-то по телефону, он, держа еще трубку в руке, указал ею располагаться.

Когда все расселись, хозяин кабинета спросил Меркулова:

— Вы, наверное, уже поговорили с Питоврановым?

— Да, товарищ Сталин.

— А что он сам скажет? — Иосиф Виссарионович повернулся к будущему наркому госбезопасности Узбекистана.

— Благодарю вас за оказанное мне доверие, постараюсь его оправдать — несколько шаблонно начал ответ Евгений Петрович, а дальше продолжил более ярче. — Полагаю предстоящую работу важной и ответственной. Считаю обязательным для себя быстрее вникнуть в суть и особенности республики с исламским колоритом. Надеюсь в борьбе на незримом фронте на поддержку местных товарищей как партийных, так и коллег по службе.

— О фронте вы все правильно сказали. Военный фронт закончился. Он закрыт. Наша армия — победительница фашистского зверя. А вот на вашем фронте бои и сражения продолжаются. И они будут нарастать, поэтому его нам в ближайшем будущем закрыть невозможно в силу воинствующего пыла тайного противника. Ну что ж, мы с товарищем Меркуловым желаем вам успехов на новом поприще.

Сталин снова снял увесистую черную гантель эбонитовой телефонной трубки, показывая генералам, что ему потребовалось срочно кому-то позвонить, а встреча с ними закончена. Остальные приглашенные хозяйственники и партийные функционеры остались в кабинете…