– Но есть одно досадное обстоятельство. Джеймс Маунси, как истинный патриот Англии и помня переданные ему Ваши наставления, по собственной инициативе стал давать Елизаветы …. снадобья определенного действия, но в небольших дозах, чтобы не вызвать подозрений. Но этот русский лекарь своим клистиром попросту вымывает их и они не оказывают на организм должного действия.
– Может устранить этого русского?
– Он сейчас живет во дворце императрицы. После ссылки Бестужева у нас там не осталось своих агентов влияния. За исключением Екатерины. Но, судя по депешам нашего посла сэра Мюррея, она благоволит этому лекарю. Говорят, что на этой почве у нее даже были конфликты с ее нынешним любовником Григорием Орловым, – лорд Камингтон внимательно следил за реакцией премьер-министра на свои слова.
– Может через него? Любовь и ревность у русских особенно сильно выражены, и эти чувства их стимулируют подчас сильнее, чем золото. Поручите Мюррею выйти на него. Но помните, в любом случае с нового года в России должен быть новый император или…. регент при нем, – после паузы добавил герцог Томас Пелэм-Холлс. Запомните это, лорд Камингтон!
Санкт-Петербург, Зимний дворец Елизаветы Петровны, 15 ноября (26 ноября) 1761 года
Александр Чернышев смотрел на ширму, за которой фрейлины в который раз делали клизму императрице. Сколько раз парень жалел, что особо не прислушивался к маминым разговорам о ее работе. Как бы они сейчас пригодились! Он лишь запомнил, что клизмы делаются не чаше двух раз в неделю, а в остальные дни лучше ставить микроклизмы – заливать в кишечник по стакану травяного раствора. Не более.
Елизавета Петровна, почувствовав себя после этих процедур лучше, немедленно распорядилась поселить Александра во дворце, к неудовольствию цесаревича Петра. Видя это, Чернышев, вышколив фрейлин несложным действиям при постановке клизмы и с разрешения императрицы, стал раз-два раза в неделю наведываться в Ораниенбаум к великому князю и гонять с ним на велосипедах по аллеям парка.
Во дворе все громче говорили о новом любимчике, который умудрился услужить и Ее Императорскому Величеству и Его Императорскому Высочеству. Довольно быстро обитателями императорского дворца было замечено, что изобретателю, как часто стали называть Чернышева за глаза, благоволит и великая княгиня Екатерина. Неслыханный случай, чтобы один и тот же человек снискал симпатию у обоих супругов!
Чернышев, отлично помня по историческим трудам, чем часто заканчивают любимчики монархов, стремительно выскочившие невесть откуда, подчеркнуто не вмешивался никуда, кроме здоровья императрицы и катания на велосипедах с наследником престола. Хотя уже начали поступать предложения замолвить перед Елизаветой Петровной или Петром словечко за того или иного вельможу. Чернышев все это твердо отклонял.
Но иногда, по вечерам, когда наваливалась грусть, и хотелось, глядя на звезды, выть и отдать все за возможность хоть на пару минут очутиться в своем мире и увидеть маму, парень спрашивал себя: «Может ну его, величие России? Может попробовать стать ловким царедворцем, гнаться за чинами и наградами и прожить жизнь в таком достатке, что там, в 21 веке ему и не снилось?»
Но хандра уходила, над Петербургом занимался рассвет, звезды на небе растаивали, и к Чернышеву возвращалась уверенность: «Ничего! Мы и князем станем, и России послужим!»
Саша очень рассчитывал, что благодаря его усилиям, Елизавета Петровна доживет до тех пор, пока русский сапог не раздавит Пруссию. Ведь оставалось почти чуть-чуть до капитуляции Фридриха. Максимум полгода.
Но у Чернышева был и план Б, на тот случай, если Елизавета Петровна все же скончается, не дожив до победы. Для подготовки запасного варианта он несколько раз приезжал к Ломоносову. Что-то ему чертил, рассказывал, ходил вместе с ним в мастерские Академии. По его заказу там стали конструировать несколько приборов.
За ширмой послышался характерный звук выливающихся в ночной горшок монарших фекалий. Все, очередная процедура закончена. Можно уходить. Вернувшись к себе в комнату, Александр обнаружил белый лист бумаги со скачущими буквами, которые складывались в неровные слова: «Жду завтра в 9 вечера около трактира „Морской“. Григорий Орлов».
«Что ж, рано или поздно встреча с Орловым должна была произойти. Это неизбежность. Вот только что он от меня хочет? Просто ревность? Надо ее притушить. Будет идеально, если он станет моим союзником. Я не буду лезть в постель к Екатерине, а он не будет лезть в действия, которые она будет совершать днем», – Чернышев положил записку в карман.
Санкт-Петербург, 16 (27) ноября 1761 года
Перед вечером на карете, украшенный императорским вензелем, Чернышев подкатил к себе домой. Раз уж выбрался в город, надо проведать Герасима и Половцева, которых не видел больше недели.
– Я ненадолго, – после радостных восклицаний по случаю встречи огорчил друзей Саша.
– Да ты почти канцлером стал! Весь в делах, – пошутил Половцев.