– Господин офицер желает развлечься? Позвать девочек? – хозяйка борделя в туго стянутом на груди платье, из-за чего ее и так большая грудь, казалось просто огромной, выстреливала из себя привычные фразы.
– Офицер-гренадер только что заходил? – выкрикнул Алексей.
– Господин офицер, такие вопросы здесь не спрашивают, чтобы не вводить моих девушек в конфузию.
– Я сейчас тебе дам конфузию! Сдам твоих девок и тебя заодно в Калинкинскую больницу[35]
. Будешь тогда знать!– Ну что Вы, господин офицер! Ежели господин офицер желает знать, то непременно я скажу. Господин офицер-гренадер к нам не заходил.
– Сразу бы так! Время только потерял! – Алексей Орлов выбежал из борделя.
Эта ситуация повторилась и в трех следующих, менее дорогих домах для любовных утех. Григория нигде не было.
«Да куда же он делся? Не дай Бог по пьяни в какую-то историю встрянет. Мебель начнет крушить или не дай бог изувечит кого. Скандал будет. Катька вмиг узнает. А тут еще распутные девки. Ох, простится Гришка тогда со своим фавором. Да и мы вместе с ним», – Алексей Орлов уже хотел кликнуть извозчика, когда его привлек шум драки, перекрываемый женским визгом, доносившийся из небольшого одноэтажного домика, примостившегося на самом краю пустыря.
Офицер подскочил к двери, хотел ее рвануть на себя, но в этот миг она сама распахнулась, и оттуда вылетел какой-то мужчина, судя по одежде «подлого звания»[36]
– то ли разносчик пирожков, то ли будочник. Вслед за ним в проеме показался Григорий Орлов. Он ринулся на растянувшегося на мостовой незадачливого посетителя борделя, но, увидев брата, остановился.– Вот, каналья! Видите ли девка его плохо обслужила! А что она должна была за его полтинник Венерою стать? Аки ангелок над ним порхать? – словно оправдываясь перед братом за свое поведение, промолвил Григорий.
Краем глаза Алексей увидел показавшийся в конце улицы караульных солдат. Он быстро оглянулся. Как на грех ни одного извозчика.
– Бежим через пустырь! Солдаты схватят, конфуз будет страшный!
Братья Орловы ринулись через пустырь. Позади раздались свистки и крики: «Стой!».
Григорий и Алексей прытью пронеслись через небольшой пустырь, перепрыгнули через какой-то покосившийся забор, потом канаву, потом еще одну. Запыхавшись, остановились. Огляделись. Солдат было не видать.
– Дураки они зайцами через канавы прыгать! – рассмеялся Григорий булькающим из-за прерывистого дыхания смехом.
Ох, Гришка, повезло нам. А кабы я вовремя не приключился? Что тогда? Зачем ты в самый дешевый бордель поперся? Не дай бог франц-венерией[37]
заразишься! А потом великую княгиню заразишь! Это уже не конфузия, скандал будет!– А захотел так! Для тамошних девок я как Бог, после подлых людей, которые они там десятками принимают. Надоело себя никем чувствовать. Надоели ее усмешки!
– Гришь, я хоть и млаже тебя, а в бабах разумею поболе. Баба, что кобыла. Сначала брыкается, сбросить норовит, а то и копытом дать. Но потом как савраска покорная становится. Любую сбрую надевай и в любое стойло веди.
– Это не про Катьку, – возразил старший Орлов. – Молва идет, что меняет она мужиков, как наша царица наряды. Да ты и сам слыхивал, небось.
– Слыхал. Значит, плохие мужики ей попадались. А ты вон какой. Богатырь! Кровь с молоком! Сделай так, что б от вида только твоего голову теряла. Что б амурные дела меж вами, как самая горячая баталия была!
– Да в амурных делах ты меня не учи! Я тут академик. Как тот… Ломоносов, – Григорию неожиданно вспомнились слова Великой Княгини об этом ученом муже.
– Кто таков?
– Да есть тут в Петербурге один. В Академии работает. Так что не учи. Но вот ночь проходит, и будто не было жарких схваток под балдахином. Совсем другой человек. Властная. Как решила, так и делает. Никак не уговоришь, чтоб разрешила нам подсобить разобраться с муженьком ее. Доиграется, что он ее в монастырь спровадит.
– Нам тогда тоже не поздоровиться, – тихо произнес Алексей. – Ладно, давай, Гришка отсюда выбираться. Не ровен час, найдут нас караульные и все наши планы прахом пойдут.
Санкт-Петербург, ул. Большая Морская, 61. Тот же день
– Сударь, извольте повторить. Что-то я не уразумел ваших слов. Как это из будущего?
– Михаил Васильевич, я родился в самом конце двадцатого века. А перенёсся к вам в 1761 год из 2015 года.
– Как это перенеслись? Время, чай не дорога, чтобы по нему вот так взад-вперед ездить.
– К сожалению, наверное, только взад, – тихо промолвил Александр, и неожиданно тоска сжала его сердце. Даже слезы на глазах выступили.
Это заметил и Ломоносов. После непродолжительной паузы он неожиданно произнес:
– Я смотрю, сударь, вы не по своей воле здесь оказались?