Фаворит Марии Медичи

Окрыленный, Арман прошествовал в казначейство, где очередные одетые в черное серьезные люди отсчитали ему двадцать тысяч ливров – почти семь тысяч экю! Старыми и новыми монетами с профилями королей – Генриха III и Франциска I – казначей набил целый мешок. Кряхтя от натуги, старик взгромоздил мешок на стол, чтобы завязать и поставить печать.

Арман с легкостью схватил мешок одной рукой, отказавшись от помощи клерков – казалось, он может нести его до самого Люсона без признаков усталости.

Правда, до отъезда мешок сильно похудел – епископ оформил купчую на дом, предназначавшийся для семинарии, внес задаток на починку перекрытий и замену полов. А также оставил круглую сумму канонику Флавиньи – будущему ректору.

Но все равно это была самая большая сумма денег, которую видели и Арман, и Поль, не говоря уже о Гийоме, чьи глазки наполнились благоговением от самого факта, что мешок набит золотом.

– Большая сумма, – поднял брови Клод. – Может быть, имеет смысл попросить охрану?

– Губернатор предлагал мне конвой. Я отказался. К тому же все равно они проводили бы нас только до Партене, – Арман опустил руку на эфес. Впервые за долгое время он надел в дорогу перевязь со шпагой и ольстрами. Ощущение оружия под рукой окрыляло его неимоверно.

Возможно, даже слишком – все-таки несколько тысяч ливров золотом – это огромные деньги, особенно для нищей провинции, но что сделано, то сделано.

– Мы не поедем в Партене, – заявил Арман накануне отъезда. – Сразу в Люсон, без ночевки.

– Сорок лье за день? – вытаращился Ларошпозье. – Это невозможно.

– Мы не будем останавливаться на ночь, – повторил Арман. – Ничего, успеем, лошади за зиму застоялись – пусть покажут все, на что способны.

– Если только по южной дороге, – почесал в затылке Гийом, услышав о причуде епископа. – Пару-тройку лье можно выгадать. Опять же – хоть не через лес, мне не понравилось – того и гляди из-за дерева разбойники выскочат!

– Вот и договорились, – резюмировал Арман и кинул в повозку мешок с деньгами.

Выехав до рассвета, к полудню они были уже на полпути к Люсону – дорога оказалась лучше, чем можно было предположить.

– Нам, главное, до заката успеть до Фонтене-ле-Конт, а дальше кони дорогу и в темноте найдут, – переживал Гийом, подгоняя лошадей. – Юху-у-у!

После Фонтене-ле-Конт ветер усилился, засвистела поземка. Метель все-таки началась. Представив себе Дебурне у окна – «Сестра моя Анна, что ты видишь?» – Арман поглубже натянул капюшон и ткнул локтем Клода:

– У тебя еще осталось?

– Конечно! – засуетился тот и вынул из-за пазухи флягу. – Держи.

Когда фляга обошла всех, включая Гийома, мело уже серьезно. Словно сумасшедшая швея беспорядочными стежками сметывала земную твердь с небесной.

– У нас в приходе случай был… Возвращался с войны солдат, – завел свое Ларошпозье.

– С какой войны? – лениво спросил Клод.

– Да неважно. С битвы при Павии. Так вот, возвращался солдат с войны, шел по дороге – солнышко светит, цветы цветут, и вдруг слышит – волки воют.

– Ну ты нашел что рассказать! – возмутился Бутийе. – И волки летом не воют.

– А эти выли, – покосившись на Армана, Поль продолжил:

– Слышит – воют. А у солдата ни пистолета, ни меча – только старая пика да огниво. Видит он – навстречу ему волчья стая. Впереди вожак ростом с быка, зубы что кинжалы. Что делать? Кинулся солдат с дороги в поле, добежал до стога сена. Волки – за ним. Достал солдат огниво, чиркнул кремнем о кресало – и поджег сено. Отступили волки.

Долго ли коротко, а сено сгорело. А волки тут как тут. Кинулся тогда солдат бежать – неподалеку второй стог стоял. Последнюю охапку швырнул в волков и побежал. Добежал, поджег вторую копну. Потом третью. Потом четвертую, пятую… А стая все не отстает. Видит солдат – последняя копна осталась. Поджег он ее, а сам достал из заплечного мешка чистую рубашку, взял в руки уголек и написал на рубахе: «От врагов на чужбине я ушел, а от родных волков не уйти».

Тут возок тряхнуло и перекосило, Клод не удержался на краю и скатился на Армана с Полем.

– И что дальше? – выплевывая изо рта снег, спросил он. – Что стало с солдатом?

– Ничего, – пожал плечами Поль. – Так и загрызли.

– Святая Мадонна! – перекрестился Бутийе. – Вот к чему ты сейчас такие сказки рассказываешь?

– Почему это сказки? – обиделся Поль, приподняв кожаный полог и пытаясь что-нибудь увидеть в снежной каше. – Мне отец Кретьен рассказывал.

– Брешет твой отец Кретьен! – Клод вскочил на ноги, отпихнув Ларошпозье. – Откуда в вашем приходе столько сена? Там отродясь столько не накашивали – одна осока по болотинам да хвощи.

– Почему это осока? – обиделся тот. – Не одна осока. Нормальное там сено.

– Ты еще скажи, чистый клевер! – хмыкнул Клод. – Уж лучше б ты молчал, а Гийом пел.

– Извольте, мсье, – откликнулся Гийом и затянул: – Напали на козлика серые волки…

– Да что ж такое! – заорал Клод, но Арман дернул его за руку.

– Тише.

В завывание вьюги исподволь вплелся новый звук – от которого Армана словно окатило кипятком, а в висках застучало.

– Волки! – заорал Гийом и встал во весь рост. – Юху-у-у-у-у! Выручай, родимые!