Фаворит

В именах городов, им заложенных, всегда ощущался привкус давней истории — лучшей, нежели была история его жизни!

10. НЕПОРОЧНОЕ ЗАЧАТИЕ

Уж сколько людских судеб перекорежила Екатерина, не раз нарушала «равновесие» Европы, но был человек, с которым не могла сладить. Это калмычка, жившая во дворце на птичьих правах, имея одну лишь обязанность: рано утречком, перед пробуждением императрицы, поставить в туалетной комнате стакан подогретой воды для полоскания рта. И вот уже двадцать лет Екатерина, слывшая «великой», не могла добиться от глупой, чтобы стакан с водою был поутру на месте.

— В следующий раз, — говорила она, — если не найду стакана с теплой водой, я тебя… замуж выдам.

Страшнее этого нельзя ничего придумать. Денька два-три вода была на месте к ее вставанию, а потом вся эта карусель крутилась в обычном порядке… Зорич не выдержал:

— Да выгони ты эту бестолочь на улицу!

— Выгоню… а с такой рожей куда она денется?

Зорич просыпался с иными заботами: что ему делать сегодня? Напиться как следует? Или созвать гусар для макао? Он смотрел, как хлопочет по комнатам, всегда в бегах и делах, Захар Зотов, слуга императрицы.

— Скажи мне, Захар, а вот те любители, что до меня тут резвились, что они делали, когда делать им было нечего?

— Да разное, сударь. Князь Орлов, к примеру, опыты разные устраивал. Однась чуть дворец не спалил. Васильчиков в подвале на токарном станке работал. Искусник был. О светлейшем, сударь, и сами знать изволите, что ни дня без трудов не живет, а Завадовский… тот на арфе играл. Очень старался!

— А что мне делать, Захар Константиныч?

— Да вы бы хоть книжку какую почитали…

Зорич назвал к себе книготорговцев столицы:

— Измерьте в моем кабинете полки, и чтобы к вечеру книги на них стояли. Все равно какие, но по размеру полок.

— На каких языках вам читать удобнее?

— На всех, какие существуют на свете…

Екатерина спасалась от него в покоях Потемкина:

— Рисунок, конечно, замечательный, но содержания в нем никакого! Я устала глупости гусарские наблюдать… А кстати, с кем это вчера Парашка Брюс кадриль открывала?

— С моим земляком — Ванюшкою Римским-Корсаковым.

— Очень изящный юноша, — сказала Екатерина. — Если тебе не трудно, князь, сделай его своим адъютантом…

Иван Николаевич Римский-Корсаков пробудился в алькове графини Брюс, принял от лакея чашку бразильского шоколада.

— Хочешь, я составлю тебе счастье? — спросила его женщина. — Като надоел этот серб, прозвонивший ей все уши своими шпорами и саблей. Теперь она мечтает о непорочном юноше. Тебе надо немножко притвориться, я тебя научу. Но, чур, бессовестный негодяй, за это я потребую от тебя платы.

— Сколько? — спросил Ванечка, допивая какао.

Как и Потемкин, он был из конногвардейцев…

Булгаков сообщил из Стамбула: интернунций Боскамп-Лясопольский отзывается королем из Варшавы за то, что проболтался перед визирем о завещании мадам Жоффрен. Станислав Понятовский, кажется, и согласен был с ее последнею волею, но прежде просил разрешения на брак у русского Кабинета. «А я не такая уж глупая, — сказала Екатерина, — чтобы не понять, чего желают в Версале…» Потемкин мечтал привлечь поляков к тем же политическим задачам, какие одинаково выгодны и России, и Польше. Но в этом случае не миновать созыва нового сейма, который наложит «не позволям» на любое решение. Наконец и Версаль, кажется, убедился, что Россия — единственная соседка Польши, желающая сохранить ее культуру, ее заветы и традиции…

Екатерина вдруг вызвала Завадовского из его имения Ляличи, удивив всех, и прежде всего Потемкина:

— Зачем тебе, и без того сытой, подогревать старый бульон, если ты всегда можешь сварить свеженький?

Брюсша в эти дни нашептала Потемкину:

— У меня на примете, князь, есть молодой человек с вокальными дарованиями. Изящен и непорочен. Если он понравится матушке, уж не взыщи, я с тебя плату потребую.

— За что? — обомлел Потемкин.

— За рекомендацию в его непорочности…

Украсив мундир Римского-Корсакова аксельбантом, Потемкин вручил ему букет цветов, велев следовать к императрице.

— Петь будешь потом! — сказал он ему. — А сейчас не старайся казаться чересчур умным. Матушка тебе — о философии да Вольтере, а ты ей — почем рожь на болоте… Ступай!

Екатерина, обходя офицеров, желавших ей представиться, внимательно оглядела молодого человека с цветами.

— Этот букет отнесете светлейшему…

Таков был сигнал: выбор сделан. Только теперь до Зорича дошло, что творится за его спиною. Пинком ноги отчаянный гусар расшиб двери покоев Екатерины.

— Уж если вы решили меня взрывать, — крикнул он, — так я погибну, взорвав и всех со мною… всем уши вырву!

Обнажив шпагу, он настиг князя Потемкина:

— Драться, и сейчас же! Это все твои фокусы…

Из ножен князя вылетела шпага, и мерцающий блеском кончик ее уперся в кадык на шее храброго гусара:

— Да комара мне и того больше жаль, чем тебя…

Их растащили. Потемкин направился к царице:

— Убедилась, каковы бывают нравы бивуаков гусарских? Уж если на то пошло, так конногвардейцы — шелковые…

Екатерину знобило от пережитого страха: