Фаворит

— Как я жила с этим дикарем? Мне жутко… Еще немного, кажись, — и во дворце моем шармютцель бы получился…

От волнения русскую перестрелку она назвала немецким «шармютцелем». Гнать Зорича из дворца боялись, дали ему время поостыть: пусть привыкнет к мысли, что не все коту масленица. Он пробовал броситься в ноги Екатерине, кричал, что отдаст ей все, что получил, лишь бы остаться при ней. Екатерина поняла, что кризис миновал. Холодным тоном женщина сказала, что более в нем не нуждается:

— Для тебя я приготовила город Шклов…

За одиннадцать месяцев своего фавора Семен Зорич, раньше рубашки не имевший, обрел город Шклов со всеми доходами, более полумиллиона рублей, еще 80 тысяч рублей «на устройство», еще 240 тысяч рублей для оплаты долгов, 1500 крепостных душ, земли в Лифляндии ценою в 120 тысяч рублей, бриллиантов на 200 тысяч рублей и так далее…

Тут бы и конец истории, но примчался из Лялич взмыленный Завадовский: узнав, что место, на которое он внове рассчитывал, уже занято певцом Римским-Корсаковым, Завадовский с удивлением выговорил светлейшему:

— Ежели вакансия несвободна, так зачем звали?

— Иди-ка ты… — послал его Потемкин.

Завадовский и отправился к вышеназванной. А та сказала, помедлив:

— Надо было, когда звали, птицей лететь. Опоздал ты, дружок. Потерпи немножко, я тебя сенатором сделаю…

Новый фаворит, услаждая Екатерину волшебными ариями, не прервал отношений с ее ближайшей подругой Прасковьей Брюс, а Потемкин еще долго потом бурчал, недовольный:

— Слонами, тиграми да крокодилами на святой Руси торговать куда как легче, нежели при дворе нашем состоять… О Боже милосердный! Измучился. Спать пойду.

11. ОЗАБОЧЕННОСТЬ

Вопрос давний и сложный для государства: мало людей — работать некому, а много людей — чем кормить их? Философы XVIII века склонялись к мысли, что богатство страны все-таки сопряжено с обилием населения, и потому Екатерина, послушное дитя эпохи «просвещенного деспотизма», покорно плыла в русле своего времени..

При очень высокой нравственности простого народа, девки русские иногда в подоле приносили, а чтобы от позора уйти, подкидывали младенцев между грядок на огородах. Наконец, частые войны и общая неустроенность городской жизни усиливали бездомность, сиротство, нищенство. Энциклопедисты были первыми европейцами, признавшими большую заслугу России в создании воспитательных домов, а Дени Дидро (при всей его бедности) прислал Екатерине даже денег на их устройство. По совету профессора Аничкова, вышедшего из народа, было объявлено, что воспитательные дома станут производить новую породу людей — не рабов и не дворян, а свободных граждан! Воспитанники обретали знание ремесла, годного для обеспечения жизни. Великая мать-Россия фабриковала таких «граждан» с охотной поспешностью, с какой на фабрике Козенса, наверное, печатались бумажные ассигнации. Во время пребывания двора в Москве императрица просила узнать, когда больше всего поступают незаконнорожденные подкидыши… Ей доложили:

— Начиная с полуночи… горохом сыпят!

— Желаю видеть картину гражданской прибыли, сначала поедем в родильный дом, — велела Екатерина лейб-кучеру.

Потемкин поехал с императрицей:

— Своих детей не бережем, так о чужих печемся…

Женщинам позволялось рожать в черных масках на лицах, с правом не отвечать на вопросы об отце, а рожденный тут же отнимался — ради свободного гражданства. Потемкин сказал, что этим образовалась удобная лазейка для избежания рабства в народе. Наверняка многие крепостные родители сознательно оставляют своих детей. Правда, они больше никогда их не увидят. Зато утешены верою: их дети не будут крепостными.

— Но вижу и другую крайность! — добавил Потемкин. — Эти граждане со временем могут стать офицерами и чиновниками, достигнув эполет и дворянства для себя. А тогда, зачатые в рабстве, они ведь тоже рабов себе заведут. Разве не может так статься, что кто-либо из них своих же родителей в положении рабов иметь будет… Не смейся, Като!

За полночь они посетили воспитательный дом; в приемном покое, по примеру римского San-Spirito, действовал особый механизм для принятия детей с улицы, помогающий матери остаться неизвестной. Екатерина, входя в роль опекунши, беседовала с прислугой и врачами, поучая их, как надо кормить младенцев. Детям квасы давать разрешила без доли хмельного брожения, чтобы они не ведали даже слабого опьянения.

— Пеленать грудных не следует, на помочах не водить. Пусть лучше ползают, затем и сами на ножки подымутся…

Раздался звонок! С улицы был устроен лоток, уложив на который младенца мать дергала сигнальную веревку (после чего, как правило, убегала). Сразу задвигалось механическое колесо — плод грешной любви, повинуясь движению лотка, въехал внутрь воспитательного дома. Екатерина размотала тряпицы, объявив, что явился новый гражданин России:

— Обклался, сердешный! Но здоров. Хорош будет…