Фаворит

— Живет там француз один, у него дочка красивая. Некогда мне перед ней любезности расточать письменные, а кот ангорский, может, и напомнит девице обо мне, одиноком. Вот только родители у меня строгие: дадут ли благословение на брак с мещанкой, да еще не нашей, а чужеродной? Правда, матушка у нее русская — тоже красавица. Из фамилии Фигнер…

Яков Иванович Лавров поиграл с котом:

— Ну что? — сказал. — Поплывем вместе?

В посольство зашел проститься перед отъездом в Варшаву папский интернунций Боскамп-Лясопольский:

— Можете мне завидовать: скоро я буду сидеть в ароматной цукерне пани Грохольской на Маршалковской, стану запивать сливками коржики и не думать, что в мире есть политика…

С виду тощий, как копченое мясо, этот презренный выкормыш Ватикана весил немало — от тяжести золота, наполнявшего его кошельки и карманы. Если уж суждено возвращаться в Варшаву, так следовало закупить девочек — для спекуляции ими, и хорошо бы, конечно, поймать на улице хотя бы одну ангорскую кошку — для представительства… На базаре он повстречал сморщенную от нужды гречанку, которая выставила на продажу двух дочерей. Боскамп-Лясопольский потоптался вокруг оборвышей-девочек, приглядываясь к «товару».

— Откуда ты привезла их? — спросил он у матери.

— Из Бруссы, — безнадежно вздохнула несчастная. — Купите их у меня. Не стало сил видеть, как они голодают.

— Сколько хочешь за двух сестер сразу?

Гречанка назвала цену, Боскамп пошагал прочь:

— Эти чумазые не стоят и половины!

При этом младшая дочь гортанно крикнула матери:

— Продай нас скорее или накорми нас…

Интернунций знал греческий язык:

— Если ты, женщина, хочешь счастья своим отпрыскам, так я самый лучший покупатель. Пойми, я беру их не для гарема, а для праздничной жизни в Варшаве, где много музыки и танцев, где богатые паны сразу оценят их невинность…

Он спросил у матери только их имена — Елена и София, а фамилии девочкам придумал уже в дороге: Глявонэ и де Челиче. Ехать через австрийские пределы Боскамп боялся, ибо в отдалении уже громыхало оружие — прусское. Но проездом через Хотин спекулянт с прибылью для себя запродал Елену в гарем хотинского паши, Софии было тогда тринадцать или четырнадцать лет. В Подолии, не вынеся разлуки с сестрой, она расхворалась. Везти ее дальше было нельзя. Интернунций оставил девочку в доме каменецкого коменданта Яна де Витта:

— Я полагаюсь на вашу сдержанность, пане. Не испортите мой «товар», чтобы я не терпел убытков.

— Я для этого слишком стар, — заверил его де Витт…

Через год пана навестил в Каменец-Подольске сын его, гоноровый шляхтич Иосиф де Витт в чине майора, и юная Софья Глявонэ (или де Челиче?) обручилась с ним в Зильковецком костеле. Майор сразу же увез ее в Париж, где король Людовик XVI сказал ему:

— Для такого бриллианта нужна и дорогая оправа!

Даже слишком дорогая, а потому майор разорился и стал торговать красотою жены — не хуже интернунция Боскампа. В числе коронованных покупателей Софьи были германский император Иосиф II, шведский король Густав III и… и…

— Берите с них подороже, — внушал де Витт жене.

У женщины хватало ума не следовать вычурным модам Парижа: Софья появлялась всюду наподобие античной богини, облаченная в древнегреческий хитон из белого муслина с широким разрезом от бедра до пят, а муслин был столь прозрачен, что через него ясно просвечивались контуры ее идеальной фигуры. Тогда же Софью де Витт прозвали в Париже «la belle Phanariote» (прекрасная фанариотка)!

Купленная за жалкие гроши на грязном базаре Стамбула, без роду и племени, эта женщина и станет последней страстью светлейшего князя Потемкина-Таврического. А знаменитый в нашей стране парк в Умани сохранил ее имя — Софиевка… Боже, сколько жизней было загублено в этом парке, когда мужики передвигали горы, возводили плотины и выкапывали для черных лебедей глубокие озера! Но это случится гораздо позже, когда «прекрасная фанариотка» станет женою двух графов Потоцких — сначала отца, а потом сына… Уж не в наказание ли господне уманьское землетрясение 1834 года переломало в гробу ее грешные кости?

О судьбы! Кто вас выдумывает?..

ДЕЙСТВИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ. Вооруженный нейтралитет

«Я хочу управлять сама, и пусть знает это Европа!» — говорила она Потемкину… Екатерина имела уже значительный опыт в деле дипломатии, и свои недюжинные дипломатические способности развила в дальнейшем до совершенства… Екатерина любила называть Потемкина своим учеником в политике, но нередко сама поддавалась его влиянию.

История дипломатии, 1959, т. 1

1. БОЛЬШАЯ ИГРА

Оберегая свои людские ресурсы, Англия всю тяжесть борьбы с врагом неизменно перекладывала на плечи той страны, которая делалась британским партнером.