Однажды Наполеон, со смехом цитируя Овидия, сказал ей, что любовь – нечто вроде военной службы. Для Марианны же это было еще хуже: нечто вроде пострижения в монахини с такими спутниками, как одиночество и воспоминания, только усугублявшие тягостное ощущение обмана. Но вот утром, которое, судя по календарю, было понедельником 19 апреля, во время первого завтрака Фортюнэ без предупреждения появилась у своей подруги. Небрежно одетая, кое-как причесанная, что для нее было признаком большого волнения, она рассеянно поцеловала Марианну, заверила ее, что у нее «ослепительный вид», что было, по меньшей мере, преувеличением, и рухнула в кресло, приказав Жерому принести побольше кофе, горячего и сладкого.
– Ты бы лучше выпила шоколаду, – заметила Марианна, встревоженная при мысли, какое действие может оказать большое количество кофе на того, кто и так достаточно взвинчен. – Кофе сильно возбуждает, ты же знаешь?
– А я хочу быть возбужденной, ожесточенной, вне себя! Я хочу, чтобы во мне продолжал кипеть гнев, – вскричала креолка в драматическом порыве, – надо, чтобы я долго вспоминала вероломство мужчин. Хорошо запомни это, несчастная! Верить тому, что нашептывает мужчина, все равно что верить капризному ветерку. Лучший из них – гнусное чудовище, а мы – его несчастные жертвы.
– Если я правильно поняла, твой гусар напроказил? – спросила Марианна, на которую ярость Фортюнэ подействовала, как порыв свежего ветра.
– Он негодяй! – заявила молодая женщина, положив себе солидную порцию яичницы и густо намазав маслом кусок хлеба. – Понимаешь ты это? Мужчина, которого я люблю в течение ряда лет, за которым ухаживаю днем и ночью с самопожертвованием послушницы из монастыря Святого Винцента! Мне ли этим заниматься?
Марианна сдержала улыбку. Положение, в котором она оставила Фортюнэ и красавца Фурнье в вечер императорской свадьбы, имело очень отдаленное сходство с набожным милосердием.
– Ну? – спросила она. – Что же произошло?
Фортюнэ коротко рассмеялась, и хотя в ее сухом смехе отсутствовала веселость, он впечатлял своим трагическим звучанием.
– Почти ничего! Ты можешь себе представить, что он посмел привезти с собой в Париж эту итальянку?
– Какую итальянку?
– Девицу из Милана… я не знаю даже ее имени! Психопатку, которая до такой степени втрескалась в него там, что бросила семью и состояние, чтобы последовать за ним. Мне говорили, что он привез ее с собой и поместил в своем родном Периго в Сарла, где у него есть дом, но я не хотела в это верить. Так вот, она не только была в Сарла, но и приехала с ним сюда! Дальше уж идти некуда, а?
– И как ты узнала об этом?
– Он сам мне сказал! Ты не можешь представить себе, насколько циничен этот повеса! Он покинул меня этой ночью, попросту заявив, что теперь ее очередь взять на себя заботу о нем и ему пора идти на встречу с нею! Оказывается, находясь у меня, он посмел послать ей письмо с объяснением, что он ранен и находится на излечении в доме, куда ей вход заказан. Я вышвырнула его вон! И надеюсь, что та дуреха поступит так же!
На этот раз Марианна не смогла удержаться. Она рассмеялась и с удивлением прислушалась к своему смеху, ибо за последние три недели такое было впервые.
– Ты напрасно довела себя до такого состояния. Если он пятнадцать дней оставался взаперти с тобой, он, безусловно, больше нуждается в отдыхе и сне, чем в страсти. Кроме того, он человек выздоравливающий! Пусть он возвращается к своей итальянке. Если он живет с нею, у нее в доме невольно все должно подчиняться некоему брачному статусу, так что по сути дела ты находишься в лучшем положении. Предоставь ей все радости домашнего хозяйства.
– Домашнего хозяйства? С ним? Сразу видно, что ты с ним незнакома! Знаешь, чего он допытывался у меня?
Марианна сделала отрицательный знак. Пусть Фортюнэ продолжает считать, что она действительно совершенно не знает Фурнье.
– Он спрашивал у меня твой адрес, – торжествующе бросила та.
– Мой адрес? Для чего?
– Чтобы нанести тебе визит. Он думает, что с твоим «гигантским влиянием» на Императора ты без труда сможешь устроить его восстановление в армии. И в этом он совершает большую ошибку.
– Почему?
– Потому, что Наполеон и так достаточно ненавидит его, а тут еще возникает вопрос о его взаимоотношениях с тобой.
Несомненно, она права. Впрочем, Марианна не имела никакого желания снова увидеть пылкого генерала с его наглым взглядом и слишком проворными руками. То, что он собирался просить ее помощи, было уж слишком, учитывая обстоятельства, при которых они познакомились. И затем, довольно с нее уже этих мужчин, постоянно пытающихся что-нибудь выпросить у нее, но ничего не дающих взамен… Поэтому в голосе появилась необычайная сухость, когда она заявила:
– Я сожалею, говоря тебе это, Фортюнэ, но твой гусар никогда меня не интересовал. К тому же один Бог знает, когда я снова увижу Императора.
– Браво! – одобрила Фортюнэ. – Пусть мои нежные друзья сами выпутываются, ведь они не могут похвалиться, что ты им чем-то обязана?
Марианна нахмурила брови.
– Что ты хочешь сказать?